Владимир Максимов: После немоты

Неискушенного наблюдателя может, на первый взгляд, удивить несоразмерность между обвинениями в адрес Андрея Сахарова, мутным потоком льющимися со страниц советских газет, и сравнительно мягким наказанием - высылкой на окраину приволжского города. Но это только на первый взгляд. Заранее, априорно, без суда и следствия обвинив ученого и общественного деятеля в измене родине и шпионаже в пользу иностранных разведок, власти недвусмысленно дают ему понять, что в любую минуту они могут сделать с ним все,что угодно, вплоть до организованного самосуда. Недавний визит к нему двух вооруженных так сказать представителей рабочего класса красноречивое тому свидетельство.

Поэтому все, кому дороги идеалы Прав Человека должны сделать защиту великого гуманиста современности не временной акцией, а частью постоянного общественного процесса. Только это одно может спасти его жизнь.

Сначала маленькая иллюстрация.

В один из Пермских лагерей по недосмотру администрации проник номер журнала ЮНЕСКО „Курьер" с опубликованной в нем Декларацией Прав Человека. Когда на очередном „политзанятии" какой-то дотошный заключенный, защищая свои права, попытался сослаться на этот документ, офицер-воспитатель, не задумываясь, ответил:

- Это не для вас написано, а для негров.

Этот простодушный постулат тюремного служаки исчерпывающе определяет сущность внешней политики советского правительства, которую, кстати сказать, сам Ленин, еще в начале двадцатых годов, определил с тою же солдатской откровенностью: „Договора с капиталистическими государствами не только можно, но и нужно нарушать".

Спрашивается: почему же тогда, растоптав и отбросив на протяжении этих шестидесяти лет почти все подписанные им международные соглашения, оно, это правительство, до сих пор не потеряло своего внешнеполитического кредита? Почему вновь и вновь демократический Запад садится с ним - этим правительством - за стол заранее обреченных на саботаж переговоров? Почему, наконец, свободный мир позволяет ему, этому правительству, шантажировать себя с помощью столь грубой и примитивной демагогии?

Мне кажется, что причина этого вынужденного самообмана таится в хрупкой относительности нравственных критериев, опеределяющих здесь сейчас шкалу человеческих ценностей. Подчинение внешней и внутренней политики прагматической тактике и сиюминутным потребностям общества прочно доминирует теперь на Западе над соображениями устойчивой безопасности, не говоря уже о морали.

Именно поэтому, подписав Хельсинкские соглашения, советское правительство может позволить себе почти ежедневно и безнаказанно попирать этот документ как угодно и каким угодно способом. Судите сами: советская делегация едет в Белград проверять эффективность Хельсинкских соглашений, предварительно упрятав за решетку главу Московской Группы по наблюдению за выполнением этих самых соглашений - Юрия Орлова, который позволил себе возомнить, что Права Человека провозглашены не только для негров. Это и оказалось впоследствии единственным результатом Белграда.

Толкование советской стороной различных международных принципов настолько эластично, что практически позволяет использовать себе на потребу любой договор или соглашение. К примеру, в случае вооруженного конфликта в какой-либо части света к их услугам резиновая теория об „империалистических и народно-освободительных войнах", с помощью каковой националистов Анголы можно заклеймить как агрессоров, а кубинский экспедиционный корпус представить как символ братской помощи в революционной борьбе. В области Прав Человека у них опять-таки наготове универсальная форма о „социалистической законности", по которой соучастница вооруженного нападения Анджела Дэвис - жертва апартеида, а Председатель московского отделения „Эмнести Интернешонал" Андрей Твердохлебов - „поджигатель войны" и „заклятый враг разрядки напряженности", чье место в принудительной ссылке или в концлагере. Если же с ними разговаривают про самоопределение наций, они мгновенно нейтрализуют обвинения безотказным клише о „нацизме и национализме", согласно которому вооруженные акции Палестинского движения освобождения являются законным удовлетворением национальных чаяний, а мирные демонстрации крымских татар за возвращение на родину - проявлением фашистского расизма. И т. д., и т. п.

В свое время, к примеру, я ознакомился со статьей известного французского поэта господина Жене в газете „Ле Монд", где, горячо заступаясь за германских террористов, он безапелляционно утверждает, что „Советский Союз всегда становится на сторону слабых". Оставляя на совести этого достопочтенного француза его апологию бессудных убийств, я хотел бы задать ему лишь один вопрос: почему горячо любимое им советское государство так разборчиво в этом своем отношении к слабым? Почему оно, это государство, спешит на помощь слабой Уганде и активно выступает против слабого Судана, до зубов вооружает слабую Ливию и безмолвно игнорирует слабый Заир, поддерживало слабый вчерашний Египет, а нынешний еще более слабый Египет поддерживать отказывается, почему, наконец, ему мила далекая и слабая Куба, а слабую и близкую Албанию оно и знать не хочет? Господину Жене, в его возрасте, следовало бы усвоить одну банальную истину: почитаемый им Советский Союз помогает только тем слабым, которые ему подчиняются.