Артуро Перес-Реверте - С НАМЕРЕНИЕМ ОСКОРБИТЬ (1998—2001)

— Слышал, Чувак наконец купил машину.

— Иди ты! — отвечает другой.— И что за машина?

— Подержанный «сеат-панда».

— Ты не представляешь, как я рад за Чувака. Он славный парень, яи его обожаю. Все верно, он вкалывал как проклятый и вполне ее заслужил. Обними его от моего имени. Скажи, что я не могу дождаться нашей встречи.

Через какое-то время друзья встретились вновь.

— Ну как там дела у Чувака?

— Да все нормально. Помнишь, я говорил, что у него «панда»? Так вот, он сменил ее на «ниссан».

— Да ты что, так скоро? Что ж, рад, вообще-то я очень люблю Чувака… Конечно, он мог еще и на «панде» поездить, но ведь новая тачка все равно лучше. По-моему, это здорово. Обними его и скажи, что нам давно пора пропустить вместе по стаканчику.

Прошло еще немного времени, и друзья встретились снова.

— Угадай, на чем теперь ездит Чувак?

— Да ладно… Неужели опять купил новую?

— Ну да. «Гольф».

— И что мы все об этом Чуваке? Кому он нужен? Конечно, «ниссан» — прекрасная машина, и если она была ему уж так нужна… Хотя, вообще-то он мне нравится. Он работает как зверь и вполне заслуживает немного радости. Знаешь, как сильно я его люблю? Очень сильно, вот. Хотя иногда он бывает немного… Ну, ты понимаешь. Впрочем, у кого из нас нет недостатков?

Проходит время, и друзья опять встречаются.

— Я только что видел Чувака. Он парковал «ауди».

— Да быть не может!

— Уж поверь мне. Новенькую, с иголочки.

— Не могу поверить. У Чувака — «ауди».

— Похоже, дела у него идут в гору.

— Ну и что нам теперь, в ногах у него валяться? Пошел он подальше, этот Чувак! Мало ему «гольфа». Хотя мы такие, какие есть. Вообще-то я его люблю. Он, конечно, болван, да и зазнался в последнее время, но я все равно его люблю. Сильно. Дело только в том… А впрочем, ладно. Не будем об этом.

Новая встреча спустя несколько месяцев.

— Говорят, Чувак купил «БМВ».

— «БМВ»?! Он купил «БМВ»? Кто бы мог подумать… Еще совсем недавно ему было не на что купить еды. Не пойми меня превратно, я хорошо к нему отношусь. Я его просто обожаю. Но есть вещи… Да ладно, что об этом говорить.

И наконец последняя встреча.

— Не упади, приятель. Чувак купил «мерседес».

— Да ты что такое говоришь! Как этот сукин сын мог купить «мерседес»? Да он же полный идиот! Это, должно быть, его жены.

Некоторые вещи на удивление похожи друг на друга. Эта сцена напомнила мне о Сараеве или Бейруте, хотя дело было в сердце Ла-Манчи. В тот день я ехал по шоссе А-3. Постоялый двор «Сан-Хосе» остался далеко позади. Машины неслись со страшной скоростью, и оставалось только удивляться, что на дороге до сих пор не разбились в лепешку сразу десять автомобилей. Пришлось включить фары и сбавить скорость. На обочине шоссе разыгралась привычная сцена. Машина перевернулась и теперь валялась вверх колесами. Из нее с пыталась выбраться женщина в белом платье. Она протягивала руки и, наверное, кричала — у меня были закрыты окна. Женщина тянулась к мужчине, который сумел выбраться раньше и теперь застыл на месте, будто не понимал, что происходит. Он стоял, обхватив голову руками и смотрел себе под ноги. Вероятно, на того, кто лежал на земле.

Я уже стал было тормозить, но заметил, что вокруг собирается толпа. Люди бежали к пострадавшим со всех сторон. Многие достали телефоны, чтобы вызвать помощь. Все под контролем, подумал я. Твоя помощь н требуется. И поехал дальше. Как ни странно, этот случай не шел у меня из головы. Проехав много километров, я все представлял себе эту женщину, ее перекошенное, испуганное лицо, безмолвный крик ужаса, который так грубо и вероломно вторгся в ее жизнь. Я видел такое раньше. Я уже видел этих двоих. Я знаю, на кого смотрел тот человек, онемевший от потрясения. В прошлой жизни я постоянно видел такие сцены. Бомба падает в центр селения, и, когда рассеиваются клубы пыли, становится видно мужчин, обхвативших голову руками, и женщин, которые ломают руки и кричат. Иногда они в крови. Иногда прижимают к груди ребенка. Иногда бросают нелепые обвинения застывшему на месте мужчине, неспособному защитить их от боли и смерти. Или не такие уж нелепые.

Здесь произошло то же самое, подумал я, когда сзади вспыхнули огни мчавшейся по шоссе «скорой». В наше время человек может позволить себе на время отгородиться от боли и смерти. Наши деды знали их очень хорошо. Но мы сдали своих дедов в больницу, чтобы не видеть, как они умирают, и больше не вспоминали об этом. Теперь в нашем распоряжении дома престарелых, хосписы и прочие эвфемизмы. Не вижу — значит не знаю. Не знаю — значит ничего нет. И мы идем по жизни с фатальной уверенностью, основанной на абсурдном убеждении или надежде, что страдание, болезнь и смерть — это не для нас. Мы не думаем о смерти. Сам образ нашей жизни, такой разумный и здоровый, — красивые и бессмертные — заставляет нас полагать, что Ужас давно отошел на второй план, передвинулся в разряд того, что может случиться, но никогда не случается. А Ужас, между тем, никуда не делся. Он затаился и ждет подходящего момента, чтобы толкнуть нас в пучины жестокости и страха. Ты влюбился, собираешься в отпуск, заканчиваешь учебу, празднуешь день рождения или выходишь на пенсию, а Ужас тут как тут. В столовой взрывается бомба, кретин Маноло вырывается на встречную полосу, или ни с того ни с сего тебя поражает удар. И все становится на свои места. Так всегда, мы просто забыли. И человек, не готовый к ударам судьбы, понимает, насколько он слаб и ничтожен. Понимает, что он смертен.