Рэй Брэдбери: Предисловие к сборнику «Сто лучших рассказов»

«Прощай, „Лафайет“!» — это правдивая и трагическая история, которуюповедал нам с Мэгги один кинематографист, долгое время живший по соседству. Время от времени он заходил ко мне в гости, и мы с ним выпивали по бокалу вина. Он-то и рассказал, как в далеком 1918 году, на исходе Первой мировой войны, воевал в эскадрилье «Лафайет». Не в силах сдержать слезы, он говорил о том, каксбивал немецкие бипланы; по прошествии многих лет перед ним все еще маячилиоткрытые юные лица обреченных на смерть. Чем я мог его утешить? Разве чтоподставить свое литераторское плечо, чтобы хоть как-то поддержать человека вэтих тягостных воспоминаниях.

В тот же вечер я стал писать своему другу в Париж и упомянул опоразительном впечатлении: как мне довелось услышать в телефонной трубке ревтолпы, бушевавшей в Мехико-Сити. Из этого дружеского письма выросло небольшоепроизведение об одном старике, который звонил в другие города и слушал голосадальних краев.

«Отзвук бегущего лета» — это рассказ, который начался с озарения. Когда япроезжал через Уэстервуд-Виллидж, к нам в автобус впрыгнул какой-то паренек; онбросил плату за проезд в кассовый ящик, пробежал вдоль сидений и нырнул в креслочерез проход от меня. Разглядывая его с нескрываемым восхищением, я думал: божеправедный, будь во мне столько жизненных сил, я бы, что ни день, строчил новыйрассказ, каждую ночь сочинял по три стихотворения, а к концу месяца выдавалполновесный роман. Потом я опустил глаза и увидел подлинный источник егоэнергии: пару отличных новехоньких кроссовок. И на меня вдруг нахлынуливоспоминания о знаменательных днях моего отрочества, когда в начале каждого летамы с отцом шли в обувной магазин и покупали мне новые кроссовки, через которые вменя входила энергия целой Вселенной. Я стремглав бросился домой, сел за стол инаписал рассказ о мальчике, который мечтал о паре кроссовок, в которых можнопромчаться сквозь лето.

Случайно попавшийся мне в Дублине номер «Айриш таймс» навеял тему рассказа «Страшная авария в понедельник на той неделе». В одном из газетных материаловговорилось, что только за тысяча девятьсот пятьдесят третий год в Ирландиипогибло триста семьдесят пять велосипедистов. Поразительный факт, подумал я. Наши газеты такого практически не пишут: у нас принято считать, что на дорогахлюди гибнут только в автомобильных авариях. Занявшись этим вопросом всерьез, ядокопался до причины. В Ирландии счет велосипедам шел на десятки тысяч: людиразгонялись до сорока-пятидесяти миль в час и не могли избежать лобовогостолкновения, а столкнувшись лбами, получали тяжелейшие черепно-мозговые травмы. Но ведь об этом, подумалось мне, никто на свете не задумывается! Наверное, стоитпро это написать. Так я и сделал.

Источником рассказа «Барабанщик из Шайлоу» послужил опубликованный в «Лос-Анджелес таймс» некролог: умер киноактер Олин Хаулэнд, исполнительэпизодических ролей. За долгие годы я посмотрел десятки фильмов с его участием, а теперь перед глазами был некролог, где, в частности, говорилось, что дедактера служил барабанщиком в Шайлоу. Эти слова таили в себе такую магию, такойглубокий смысл, такую печаль, что я, как одержимый, бросился к пишущей машинке иначал стучать по клавишам. Не прошло и часа, как этот короткий рассказ былзавершен.

«Душка Адольф» появился очень просто. Проходя как-то вечером по территориистудии «Юниверсал», я заметил участника массовки, одетого в нацистскую форму, даеще с наклеенными гитлеровскими усиками. Мне стало любопытно: если он начнетразгуливать по студии, а то и выйдет на улицу, как будут реагировать встречные, завидев копию Гитлера? Ближе к ночи у меня был готов рассказ.

Я никогда не имел власти над своими рассказами: наоборот, они имели властьнадо мной. Каждый из них в свой черед настойчиво требовал: надели меня голосом, облеки в слова, дай жизнь, — и я следовал правилу, которым всегда делился ссобратьями по перу: «Оказавшись на краю утеса, прыгай вниз, а крылья приладишь вполете».

В какие только пропасти я ни бросался за шестьдесят с лишним лет: корпелкак безумный за пишущей машинкой, чтобы довести до конца очередной рассказ и темсамым совершить мягкую посадку. А в последние годы я все чаще оглядываюсь назади вижу себя мальчишкой, который торгует газетами на углу и каждый вечер что-топишет, не осознавая, сколь жалки эти потуги. Почему я не отступал, какая силазаставляла меня раз за разом бросаться в пропасть?

Ответ прост до банальности: любовь.