Евгений Глущенко - Час мужества

Красный отряд разбит, Тит вместе с немногими уцелевшими бойцами попадает в плен, ему грозит расстрел. Пленников выстраивают, затем выводят группами на казнь. Приходит очередь Тита: "Черкес стал серым, оскалил зубы и опять замахнулся на него прикладом, но, встретив взгляд Титки, остановился. Должно быть, его поразил и обезоружил взгляд молоденького парня". Перед расстрелом Титу приказывают раздеться, чтобы не испачкать кровью одежду (жадность!) и лечь, но Тит погибает стоя и одетым.

На противоположной стороне, в стане белых, ненависть полыхала с не меньшей силой, подчас заставляя людей терять человеческий облик.

Князь Чугреев из рассказа Вс. Иванова "Долг" становится предводителем отряда прославившегося особой жестокостью. Захваченному ночью комиссару красного карательного подразделения он говорит: "Наконец, чтобы достичь такой ненависти, какая у меня, надо четыре года травить, гонять, улюлюкать на перекрестках, в глаза, в рот харкнуть!" Здесь свои причины для ненависти: лишение власти, богатства, привычного положения в обществе. Аристократ утрачивал сразу многое, по сравнению с ним состоятельный уральский казак Митьша (Вс. Иванов. "Про двух аргамаков") терял куда меньше, но для него это было все. "...Митьша крестами на груди трясет и кричит:

- Царя отдаю, а веру мою не тревожь! Имущество с кыргызами да другими собаками делить не хочу".

В годы гражданской войны особенно ожесточенно защищали свою собственность богатые казаки - будь то на Дону, на Кубани, на Урале. Нежелание "делить имущество" доводило их до свершения люто жестоких поступков. "А вот в Новороссийске, - рассказывает Д. Фурманов в очерке "По каменному грунту", - так недалеко, они (казаки. - Е. Г.) уже наставили виселиц... они подводят пленного к перекладинам, заставляют его надевать на шею веревку и вешаться самому... Бр-р-р... Не одного, не двух - сотнями ведут под перекладины этих несчастных невольных самоубийц. Офицеры крутят усы, хохочут. Изредка плюют в лицо проходящим пленникам - так, как бы невзначай, как бы не разбирая: камень тут или человек. Они уже устали издеваться..." Подумать только: русские офицеры вешают, издеваясь притом над ними, тех самых солдат, с которыми еще год или два назад воевали вместе против общего врага в полях Восточной Пруссии, Польши и Литвы.

Гражданская война расколола общество на два враждебных лагеря. Врагами стали солдат и офицер, еще вчера мокнувшие вместе в сыром окопе в ожидании немецкого наступления, плечом к плечу ходившие в атаку; не знают пощады друг к другу вчерашние школьные товарищи, сидевшие на одной парте (Ф. Гладков. "Зеленя"). Убивает брат брата, оказавшегося в стане врагов: "Через всех казаков проскакал Егор к брату. "Эх, - грит, - Митьша, прощай, изменник. Стыдно мне за тебя и за все семейство наше казацкое! Помирай от моей руки". И вдарил его шашкой" (Вс. Иванов. "Про двух аргамаков").

Ненависть порождает ненависть и снова ненависть, насилие разрастаются, и не видать конца этому. Но в конечном итоге, поскольку это противоречит человеческой природе, люди, если они нормальны, устают от бесконечной вражды и начинают жаждать примирения. Тогда возникает новое мышление. К нему мы пришли сегодня, заново пересмотрев свои отношения с окружающим миром. Неужели люди, говорящие на разных языках и живущие по разные стороны океана, обречены быть врагами? Кто их обрек на это? Такое прозрение приходило (не могло не приходить) и к нашим предшественникам.

О неожиданном озарении, осветившем усталые, остервенившиеся души участников гражданской войны, рассказывает А. Серафимович ("На панском фронте"). Красноармеец, воевавший на Восточном фронте, вспоминает необычайный для войны эпизод: "Казаки резали на спинах наших пленных ремни, выжигали на груди звезду, закапывали живыми. Ну, мы в долгу не оставались. Так и шло". Шел обмен зверствами, пока комиссар не поставил странный для ожесточившихся сердец эксперимент. Взятых в плен бородатых, одичавших от фронтового неустройства и бесконечных убийств казаков, ожидавших расправы, комиссар распорядился вымыть в бане, одеть в чистое белье, а потом встретить оркестром. "А вечером, - продолжает очевидец, устроили им митинг, рассказали, что они нам братья - только глаза им заволокло. Повели в театр кинематограф, концерт устроили". Эксперимент полностью удался, нормальная человечность принесла немедленную пользу: бывшие враги стали надежными бойцами Красной Армии.

Эпизод, несомненно, выдающийся из общего ряда, демонстрирующий гибкость и нестандартность мышления, точнее - новое мышление комиссара. Этот случай не был выдуман автором - он рассказал о нем в очерке, написанном в 1920 году после посещения фронтовой части Красной Армии, что означало реальное существование комиссара-новатора.