Я поздравляю и Александра Сергеевича Панарина, благодарю и все жюри, кланяюсь Наталье Дмитриевне, надеюсь, мой поклон так или иначе достигнет и Александра Исаевича.
***
Гнули крылья молодые кони.
Ящерка спала в моей ладони.
И черника, иссиня-черна,
Дрёмный шёлк стелила, как волна.
Что ты скажешь, сныть-трава медвежья,
Если зашепчу тебя сверхнежно?
Что ты скажешь, колокольчик, мне,
Коль тебя посею на Луне?
Что они сказали — мне-то ясно,
А перерассказывать — опасно!
Многим, хоть сулят мне благодать,
Этой тайной рано обладать:
Заведут меня в слепое стойло,
Руки свяжут, перережут горло,
И потом, под мерзкий шепоток,
Душу вынут — призрачный цветок.
Ну и зря. Суть тайны сокровенна:
Отберут — развеется мгновенно.
Потому им не поймать тех птиц —
Ящерка не спит в руках убийц.
Вячеслав Кашицын «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ»: ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ
Альтернативой нашему посещению ЦДЛ 18 февраля — и, соответственно, созерцанию "презентации" газеты "День литературы" — был какой-то модный американский фильм, название которого я сейчас уже не помню, что-то вроде лукасовских "Звездных войн". Мы с Валерием (это мой друг) любим изредка так отдохнуть — без мысли, без напряжения, но с эмоциями и, желательно, спецэффектами. На этот раз я уговорил его сходить в Дом литератора, сделав предварительный анонс имеющему быть событию: "Ну, что ты! Цвет патриотической и либеральной мысли! Столкновение бронтозавров! Острая полемика!" Валера, как человек любознательный, согласился — и вот мы уже в Малом зале, удивленные и слегка обескураженные многолюдьем, отсутствием свободных мест, забитым проходом и особой наэлектризованностью пространства, точно перед акустическим, даваемым сугубо в узком кругу концертом рок-звезды.
Пока мы пробирались на какие-то периферийные стулья (женщины в очках и шерстяных юбках, которым до полного сходства с героинями Чехова не хватало только собачек, и мужчины толстовского, времен написания "Анны Карениной" возраста, снисходительно провожали нас взглядами), я, насколько мог, объяснил Валере, чему посвящено мероприятие, назвал, порывшись в памяти, одну-две ничего ему не говорящие фамилии и в очередной раз заверил его, что он тут не соскучится. Однако мое смущение, вызванное отчасти столом президиума и трибуной — моментами явно протокольными, — отчасти отсутствием тех немногих принадлежащих к литературному миру людей, которых я имею честь знать, думаю, заронило в душу Валеры подозрение, что я сам слегка не в курсе.
Да... Откуда я узнал про этот вечер? Предыстория незатейлива. "Литературная газета" — "Сумерки литературы" — мое возмущение — статья Бондаренко — "День литературы". Кто такой Бондаренко? Неизвестно. До прочтения этой статьи я полагал, что мне простительно не знать, что творится в так называемом патриотическом лагере. Но это был резонанс! Мои чувства были в тон этому выступлению крупного (а мне незнакомого) критика, словно его недоумевающе-саркастический опус, распахнувший дверь в "либеральную" комнатку с узкими оконцами, где царят вечные "сумерки" и они же обсуждаются, заливший эту комнатку светом, — его, Бондаренко, опус и мое негодование — были настроены по одному и тому же камертону. Естественно, у меня возникла настоятельная потребность взглянуть на то, как будут дискутировать представители левого и правого крыла нашей литературного "бомонда".
И тем не менее. "Послушай, — говорю я Валере чуть оправдательно. — Я действительно считаю, что художник должен заниматься творчеством. А не тусоваться. Башня из слоновой кости, Флобер. Ты понимаешь? Я уверен, что о любви здесь не будет сказано ни слова. Будет одна политика, борьба самолюбий. Еще не поздно ретироваться". "Расслабься, — отвечает мой друг, усаживаясь и поглядывая на девушку со следами косметики на лице и такой же облетевшей, как и она сама, розой между пальцами. — Смотри, тут даже девчонки есть". "Это Витухновская, — морщусь я. — Маленькая девочка со взглядом волчицы".
Двойственное ощущение, наполнившее меня — и предвкушение чего-то экстраординарного, и чувство вины оттого, что, возможно, я затащил Валерку на какое-то заурядное партсобрание — это ощущение проистекало еще и оттого, что мы находились среди людей много нас старше. Облегченно вздохнув, я отметил все-таки рослого парня в элегантном костюме, которому — спустя полчаса — распахнула свою утробу бесстрастная трибуна.
Читать дальше
