Даже Ануара Садата произраильские еврейские издания постоянно изображали нацистом из–за того, что в 30–е годы он входил в антибританское подполье. Во время исторического визита Садата в Иерусалим, с которого начался мирный процесс, какой–то правый писака усмотрел в геометрическом рисунке галстука Садата свастику, да еще правозакрученную, а не повернутую влево. Надо сказать, что почти все националисты на Ближнем Востоке были настроены против колониальных режимов в своих странах. За исключением Хабиба Бургибы в Тунисе, все, так или иначе взвешивали возможность получить помощь нацистов в антиколониальной борьбе. Сионисты тоже не являются исключением. В 30–40 годы как раз правые силы среди сионистов тогда искали сотрудничества с нацистами в борьбе против британского колониализма.
Когда германский канцлер Гельмут Шмидт высказался в защиту национальных прав палестинцев, израильский премьер Менахем Бегин заявил о Шмидте, бывшем во время войны офицером вермахта: «Он до последнего момента оставался верен Гитлеру». Организацию Освобождения Палестины Бегин назвал «неонацистской организацией», а засевшего в осажденном израильтянами Бейруте Арафата сравнил с Гитлером в рейхcканцелярии. Ицхак Шамир, многолетний соратник и преемник Бегина на посту главы израильского правительства оказался скромней, поскольку во время Холокоста сам был замешан в контактах с нацистами.
Все эти эпитеты и метафоры Холокоста может быть и годились для внутреннего употребления, поскольку широкой публике трудно было поверить, что маленький, находящийся под оккупацией палестинский народ, его небритых и для многих неприятных лидеров можно всерьез сравнить с вооруженной до зубов нацистской Германией, захватившей пол–Европы и угрожавшей мировому порядку. Инфляция памяти о Холокосте во внутриеврейской полемике продолжается, и теперь нацистами у нас уже называют израильских солдат, выполняющих приказы правительства об эвакуации с оккупированной территории, и иерусалимских полицейских, занимающихся обеспечением общественного порядка в ультрарелигиозных кварталах.
Даже имя любимца правонационалистических израильских и еврейских публицистов – пресловутого иерусалимского муфтия Хадж Амина эль Хусейни в книге Сатлоффа упомянуто всего один раз. Хотя в интересах произраильской пропаганды – чтоб как–то привязать арабов к преступлениям Холокоста – этого третьестепенного деятеля, лишенного к началу войны власти и влияния, пытаются изобразить одним главных виновников Холокоста. Даже респектабельная четырехтомная Энциклопедия Холокоста (1989 под редакцией д–ра Исраэля Гутмана, Macmillan USA) отвела иерусалимскому муфтию в два раза больше места, чем Геббельсу или Герингу с Гейдрихом вместе взятым. Статья о муфтии больше, чем статья об Эйхмане, да и почти всех биографических статей в энциклопедии. Она лишь чуть меньше, чем статья о самом Гитлере.
Такой подход не годится даже для местного потребления, потому, что компрометирует не арабов, а самих чрезмерно старательных писак, постоянно попадающих пальцем в небо. Хорошо бы, если бы в палестинской историографии муфтий считался бы героем. Однако в арабских и палестинских кругах Хадж Амин эль Хусейни тоже не пользуется никаким уважением. Мелочный и болезненно подозрительный, он затеял борьбу за власть в самые ответственные моменты, когда требовалось единство всех сил. Муфтия обвиняют в том, что он обескровил арабское национальное движение в Палестине, которое в критический момент провозглашения Государства Израиль оказалось без достойного руководства. Сразу после смерти Ясира Арафата, я беседовал с иерусалимским арабским деятелем, хорошо осведомленном в палестинской политике. На мой вопрос о возможных преемниках он жестко ответил, что представители старых родовитых семей Хусейни, Нусейба и других не имеют никаких шансов «Палестинское общество видит их главными виновниками Накбы – национальной катастрофы палестинских арабов», — жестко сказал он.
Книга Сатлоффа получилась не о праведниках и злодеях, а о заговоре молчания и отрицания, прочно опутавшем тему Холокоста в арабском мире. Сатлофф касается и проблемы отрицания и замалчивания Холокоста в арабских странах и среди евреев – выходцев оттуда и даже в коридорах израильской власти. Природа исторической памяти у евреев и арабов иная, чем в Западном мире. Разница в том, что евреи живут в демократических условиях, поощряющих дебаты, споры и различия во мнениях. Арабы живут в закрытых обществах, где правители контролируют национальное богатство, тратят его. Они опасаются истории, потому что исторические дебаты выглядят для них больше источником угрозы, чем источником силы. В истории арабских стран, особенно в новейшей, много запретных тем и вычеркнутых страниц. Новые правители часто пытались вымарать из истории своих предшественников, подчистить их наследие. С обретением независимости были вычеркнуты многие имена деятелей колониального периода, эпохи арабского просвещения нахда , положивших начало традиции демократии и секуляризма. Позже переделке и подчистке, а то и забвению были преданы имена таких выдающихся деятелей, как Ануар Садат в Египте или лидеры борьбы за независимость Ахмед Бен–Бела в Алжире и Хабиб Бургиба в Тунисе.
Читать дальше