Петр Краснов - Казаки в Абиссинии

— «Ну выгружайтесь, да и домой, там поговорим». От л. — гв. Казачьего Его Величества полка была выслана подвода за вещами. На нее живо свалили ручной скарб, подушки и шинели, Мазанкин забрал своего «Мишку», обезьяну, взятую еще на пути в Абиссинию из Харара, и пошли по городу. Как она располнела и выросла и как привыкла к казакам. При малейшем испуге сейчас же кидается к своему кормильцу, вцепляется в его густые волосы или бороду, и усаживается на плече, сознавая там свою безопасность. Так и теперь в темноте и сутолоке вокзала, «Мишка» спаслась на плече Мазанкина и так и пропутешествовала до самых казарм.

В казармах, в помещении первых сотен обоих полков был приготовлен для казаков ужин, поставлена водка, пиво, пироги, хлеб и горячие щи с мясом. Из казаков никто не ложился после переклички. Все собирались кругом славных путешественников и смотрели на них, будто желая увидеть в них какую-либо перемену. Но перемены было мало. Некоторые похудели в лице, но в плечах еще шире стали, да взгляд, веселый, радостный теперь, сделался глубже, осмысленнее. Нелегка была их работа, много пришлось применить на практике того, чему учились в теории, многое пришлось выдумать вновь.

Все поработали в эти 10 месяцев похода, все потрудились на славу русского оружия и на славу Тихого Дона. Правда, не было случая им выказать свою храбрость в честном бою; но разве 10-ти — месячное напряженное состояние, 10-ти — месячный караул и поход в то же время, поход со всеми его лишениями не стоят одной лихой атаки или схватки с неприятелем? И разве меньше нужно храбрости, чтобы постоянно ожидать опасности, жить под нею, нежели встретить ее лицом к лицу? Имена этих казаков в наше мирное время, как ни как, составят украшение историй полков, их пославших в далекую Абиссинскую экспедицию.

Пьеса кончена. Занавес закрыл от публики персонажей пьесы, окончивших свои роли, и они, снявшие грим, переодевшиеся, разошлись по разным концам. Но пьеса произвела известное впечатление, она еще живет в сердцах и умах публики и до тех пор, пока сон не заставит забыть волнения сыгранной драмы, она составляет предмет разговоров.

Мой дневник, как начальника конвоя, окончен. Конвой разошелся. Казаки Архипов и Щедров с полковником Артамоновым уехали в долину Белого Нила, напоить своих мулов водою священной реки, поручик Ч-ов после поездки в страну Бени Шонгуль в июле месяце прибыл в Петербург, поручики К-ий, Д-ов и А-и вместе с казаками Духопельниковым, Любовиным, Авиловым, Кривошлыковым, Пановым, Изюмниковым, Мазанкиным и Полукаровым вернулись домой.

Врачи подняли милосердное знамя «Красного Креста» и ведут бескровную войну с болезнями в своем госпитале; все на своем месте, все за работой…

Но я слышу вопросы: «Ну что Абиссиния?» «как Менелик?» те короткие вопросы, которые требуют короткого ответа и которые не удовлетворишь моим широковещательным дневником.

О! прошу прощения за этот дневник. Только самое искреннее желание сказать правду об этой таинственной стране, побудило меня взяться за перо, к которому не привыкла моя рука, имевшая до сего времени лишь повод и шашку. Я писал все, что видел и только то, что видел. Я не строил гипотез, не думал о том, отчего и почему, потому что считал и считаю это вне своей компетенции. Я старался записывать виденное мною тут же, сейчас, пока впечатление свежо, краски ярки и жизненны. Потому я прошу прощенья за слог, за образы, иногда, быть может, совсем не литературные. Я всегда прошу помнить, что многое писано под широким и звездным африканским небом, в холоде ночи на столе, мокром от росы. Другое писалось в тесной палатке, под шум дождя, в луже воды; прошу помнить, что тишина моего кабинета нарушалась криками черных, ревом верблюдов и ослов, ржанием мулов. В самых патетических местах моего писанья в палатку просовывались, то кудластая голова вахмистра Духопельникова, то полное, усатое лицо Недодаева, и меня отрывали иногда на многие часы от работы. Я писал, усталый от тяжелого перехода по жаре, писал после охоты, измученный ходьбой по камням, или по скользкой, траве… Сколько смягчающих вину обстоятельств… И так я виновен в дневнике перед вами, виновен, — но заслуживаю снисхождения…

«Ну что Абиссиния?» «Как Менелик?» Абиссиния — это сказка. Как давно в детстве вы слушали рассказы о том, как «жил-был царь в некотором царстве и в некотором государстве», как у этого царя было три сына, как он вел чудесные войны с невиданными воинами — так в Абиссинии, то под зноем полуденного солнца, то в прохладе ночи, при чудном сиянии звезд, вы чувствуете, что присутствуете при волшебной сказке… И эти дремучие леса Харарского округа, громадные горы, эти золотистые от травы равнины, причудливые цветы, голубые птицы, громадные и безобразные иркумы, быстрые страусы, испещренные пятнами желтые леопарды, полосатые зебры — разве похоже это на нашу ординарную европейскую жизнь? И черный народ, живущий, как птицы небесные, не сея и не собирая в житницы, народ, не имеющий догмата жизни, не имеющий ни жилищ, ни семьи — разве это не сказочный народ, служащий лишь аксессуаром для подвигов героя сказки. А герой сказки, это добрый гуманный царь Менелик, воевода герой, подобный Ивану Царевичу, рас Маконен, волшебник m-sieur Ильг и послы иноземных держав.