Василий Кисунько - Секретная зона - Исповедь генерального конструктора

Оказавшись перед фактом прямого административного удушения модернизации системы А-35, - да еще на министерском уровне! - мне ничего не оставалось, как обратиться с письмом прямо к Л. И. Брежневу. От помощника генсека я узнал, что Леонид Ильич переадресовал его министру обороны Гречко и секретарю ЦК КПСС Устинову.

Три месяца шла невидимая для меня чиновничья возня вокруг моего письма, и вот меня знакомят с приказом Минрадиопрома от 28 апреля 1975 года: в НТЦ создается НИО-4, меня назначают его начальником, и на меня возлагается «ответственность за проведение доработок средств и системы А-35 в установленном объеме и в заданные сроки».

Я, конечно, понимал, что этот приказ - лишь один из многих отголосков более объемного документа по ПРО, к разработке которого меня не привлекают. Но - удивительное дело! - мне предложили (правда, через клерка, разносящего бумаги большим начальникам) завизировать общий документ в виде проекта постановления, когда на нем уже стояли все визы, с которыми такие документы представляются на подпись генсеку. Так что моя виза получилась как бы завершающей!

Внимательно ознакомившись с этим документом, я обнаружил, что он целиком нашпигован в духе моих недругов-псевдоноваторов. В нем приемлемым для меня был только один пункт: о проведении доработок системы А-35 с последующим принятием ее на вооружение (система А-35М). Вот тут бы мне и догадаться завизировать документ с пометкой: «Только в части А-35М». Без этой пометки я как бы согласен со всеми глупостями в документе, даже с радиолучевой ПРО. Может быть, так и докладывали мои недруги Л. И. Брежневу? Мол, одумался Кисунько.

В апреле 1974 года я заболел гриппом с довольно неприятным осложнением. Моя лечащая врач предписала мне строгий режим, снабдила лекарствами, посещала и наблюдала меня на дому, открыла бюллетень. Я с трудом отвертелся от госпитализации (при осложнениях на сердце мне довелось трижды побывать с стационаре ЦКБ и на полигоне не один раз). Сейчас как-то неожиданно моим состоянием стал интересоваться Владимир Иванович Марков: температура, давление, кто лечащий врач. А лечащий врач вскоре появилась очень расстроенная тем, что ее вызвал главврач поликлиники и потребовал немедленно закрыть мой бюллетень. Таков был приказ начальника Четвертого ГУ Минздрава.

25 апреля, с моим появлением на работе, сразу же собрался партком с невразумительной повесткой дня. На заседании экспромтом (по крайней мере, для меня) предлагалось заслушать Басистова и мой содоклад. После (тоже невразумительного) выступления секретаря парткома Сычева он же предложил объявить выговор без занесения в учетную карточку Басистову и Кисунько. Формулировку уточнить в рабочем порядке. Мне было ясно, что настоящей мишенью для выговора являюсь я. Басистову, явно по сговору, отведена роль камуфляжа.

Секрет этого фарса раскрылся сразу же, когда я узнал, что зам. генерального директора Порожняков по указанию Сычева изъял мое командировочное предписание в Ашхабад, куда я по договоренности с секретарем ашхабадского горкома КПТ должен был вылететь к 5 мая для депутатского отчета. Партком до часа ночи с 25-го на 26 апреля заседал втайне, занимаясь формулировкой ходатайства перед ЦК КПСС о недопущении выдвижения меня кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР 9 созыва, как имеющего партийное взыскание и потерявшего авторитет в коллективе.

А формулировка моего партийного «проступка» в эту ночь «в рабочем порядке» приобрела следующий вид: «За низкий уровень руководства работами по системе А-35 и игнорирование мнений научно-технической общественности». Все это творилось за моей спиной, как и бурная деятельность Сычева по ознакомлению вышестоящих партийных органов с парткомовской фальшивкой. При этом он пытался даже выведать у меня номер телефона секретаря ашхабадского горкома КПТ. А какую околесицу плел Сычев на мой вопрос о командировочном предписании! Дескать, «ожидаются предстоящие неотложные дела, которые вам (то есть мне) необходимо будет выполнить в связи с предстоящими поручениями товарища Горшкова Леонида Ивановича».

Так завершилось мое депутатство в Туркменистане. Но не закончилась моя дружба с туркменскими учеными, и живым напоминанием о ней стоит в Ашхабаде антенна системы «А», переквалифицированная в мирный радиотелескоп.

У меня уже не было сомнений, что после моего письма Л. И. Брежневу обязательно будет предпринят последний и решительный шаг по отстранению меня от ПРО. И я не ошибся.