Илья Земцов - Партия или Мафия? Разворованная республика

Не гнушались «чаевыми» и журналисты. Пархоменко был в течение ряда лет корреспондентом газеты «Бакинский рабочий». Он хорошо знал город и его нравы. Это был его «шанс»: Пархоменко сообщил 20-ти начальникам цехов, что располагает информацией, опубликование которой непременно приведет их на скамью подсудимых. Дельцы призадумались: можно было бы, конечно, отмахнуться — власть своя, но решили откупиться, дав 150 тысяч рублей журналисту. Председатель АЗОСа М. Алиев долго уговаривал корреспондента, чтобы тот молчал. Но то ли Пархоменко где-то похвастался, то ли, вероятнее всего, посредник проболтался, и сведения просочились в прокуратуру СССР. Бизнесмены нажали на соответствующие рычаги в ЦК — это стоило еще двухсот тысяч — и Пархоменко выбросили из республики.

Вернулся Пархоменко в Азербайджан через много лет, остепенившийся. В его сегодняшних корреспонденциях из Азербайджана на центральное телевидение замечается умудренная осторожность.

Милиция в Азербайджане давно чувствует себя не борцом против преступлений, а регистратором. Но и с регистрацией дела неважные: 62 процента преступников от наказания откупаются, 38 процентам предстоит попасть в суд, но осуждается 12 процентов. Судьям ведь тоже хочется жить. В Азербайджане на свободе сотни людей, совершивших серьезные преступления, — не только потому, что преступники стремятся откупиться и откупаются, а следственные органы желают получить взятку и получают, но и потому, что в каждом отделении милиции существует план и даже соцсоревнование по показателям преступности. Принято считать, что милиция несет ответственность и за профилактику преступлений, то есть в текущем месяце их должно быть меньше, чем в предыдущем, и больше, чем в будущем.

А преступники на свободе и при этом нигде не работают: число дерзких преступлений увеличивается из года в год. В Баку (в среднем с 1965 года по 71-й) — на 22 процента, в Кировобаде — на 27 процентов, в Ленкорани — на 17 процентов. [16] Информация взята из архивов административного отдела ЦК Компартии Азербайджана.

В Азербайджане есть целые кварталы, в которых по вечерам появляться опасно: разденут, пырнут ножом, изнасилуют. В Баку — Завокзальный район, Советская площадь, улица Димитрова, семь параллельных улиц, в Сумгаите — набережная, в Кировобаде — район стадиона.

Жители городов запирают свои квартиры, как тюремные камеры: обитые железом двери, сложная система сигнализации. В парки ходят лишь группами и в праздники, в клубы, на танцы, если рискнут, — большими компаниями, шоферы такси выручку частями завозят в парк — если нападут, то хоть деньги останутся целы. Самая опасная профессия — сторожа. Почти ежедневно из глухих районов привозят охранников с пробитой головой или тяжелыми ножевыми ранами.

В азербайджанских городах есть особо опасные районы, полностью безопасных нет. «Позор — в республике анархия и хаос. Для чего существуют органы?» — размышлял Алиев. При воспоминании о тюрьмах его передернуло от омерзения. Начальники живут, как короли, — бесплатное довольствие, спирт — рекой, лечпособие, персональные машины. А колонии страшнее ада: надзиратели истязают заключенных. Капитан Самедов — начальник колонии номер три — гордился своим изобретением — «креслом». Провинившихся заключенных усаживали между двумя железными стульями, привязывали ремнями и раздвигали стулья. После такого «испытания» человек «исправлялся», каялся или… терял сознание.

А майор Зейналов, тихий, флегматичный, в больших очках в роговой оправе, — никак не поверишь, что он давил помидоры о половые органы заключенных. Оценили изобретательность: Зейналов пошел на повышение — стал зам. начальника оперативного отдела в Управлении.

Алиев изучил свидетельства о смерти заключенных в Закатальской колонии, нашел справки о смерти либо без подписи врача, либо с непрофессионально сформулированной причиной смерти. Поражало число молодых заключенных, умерших от «инфаркта». Такого не могло быть. Алиев поговорил с Ахундовым — куда там! Секретарь огрызнулся: не его ведомство — в МВД разберутся.

Алиев мог бы рассказать еще о многом. Например, как в Баиловской тюрьме надзиратель убил ломом заключенного, а затем оформили акт о несчастном случае. И свидетели нашлись: чего не сделают заключенные ради лишней пайки хлеба или внеочередного свидания.

Такое в ГБ невозможно… сейчас. Даже на исповеди Алиев не мог бы объяснить, почему он добавил слово — сейчас. Он ведь разведчик, международник, его профиль — заграница. Но и до него время от времени доходила — чаще это докатывалось робкими слухами, реже наплывало волнами — информация, что и сегодня случаются в ГБ пытки. «Ограниченно, — оправдывался Алиев, — под контролем»… Используется и круглосуточный свет в камерах. И в шкафы на целую ночь ставят. И бессонница, и ледяные карцеры. Но об этом Алиев запрещал себе думать.