Вообще-то он считал, что сон — это пустая трата времени. Его любимая поговорка была: "Надо робить!" Конечно, такая чрезмерная нагрузка его подкосила. Я не один раз предупреждала: "Володя, так нельзя, ты упадёшь""
Непрерывную энергичную работу Высоцкого над своим поэтическим даром вопреки любым сдерживающим обстоятельствам отмечают и его отец Семён Владимирович в воспоминаниях с грустным щемящим названием "Таким был наш сын", и Марина Влади в знаменитой книге "Владимир, или Прерванный полёт". А известный актёр театра на Таганке Валерий Золотухин и вовсе свидетельствует о своём лучшем друге: "Он жил, как перегретый котёл, который с неизбежностью должен был взорваться". И, переполненный эмоциями, рассказывает о том, как трудно на самом деле давались Владимиру Высоцкому собственные песни: "Я же знаю, как он работал над стихом. Для него каждая удачная рифма — была событием. Он часами пел одну и ту же песню почти без слов, подбирая слова". Кто бы мог поверить в слова Золотухина, слушая такие простые, настоящие, потрясающе близкие каждому из нас, удивительно гладко и ровно зарифмованные, народные песни Высоцкого? Поневоле вспоминаются слова Льва Толстого о поэтическом наследии Пушкина: "Мы читаем у Пушкина стихи такие гладкие, такие простые, и нам кажется, что у него так и вылилось это в такую форму. А нам не видно, сколько он употребил труда для того, чтобы вышло так просто и гладко". Просто Высоцкий прекрасно понимал, сердцем чувствовал: песни, написанные с кондачка, на скоростях, влёгкую, народ, тонко чувствующий любую фальшь в искусстве, категорически и безжалостно отвергнет. Для того чтобы слушатели приняли и полюбили песни творца, истинный творец должен вложить в них глубинную, сокровенную правду — правду реальной жизни. И эта подчас горькая и мучительно тяжёлая народная правда насквозь пронизывает песенное творчество поэта.
Впрочем, русский гений Владимира Высоцкого жил не только в стихах и песнях советского барда, но и в кинокартинах и спектаклях с его участием. Так, например, главный редактор "Нашего современника" Станислав Куняев, по сути отказывая актёру в уникальном поэтическом даровании, полагает, что несомненный талант Высоцкого заключается в его блистательной актёрской игре, в том, что он мастерски и необычайно эмоционально показывал "крупный русский характер". И действительно — разве есенинский Хлопуша или говорухинский Жеглов не относятся к таким подлинно русским характерам? Как верно заметил в беседе со Станиславом Юрьевичем Владимир Бондаренко, "В книге "Эра милосердия" братьев Вайнеров Жеглов — отрицательный тип, сталинист, участник репрессий. А Высоцкий своим Жегловым явно переиграл начисто интеллигентного следователя-гуманиста. И народ полюбил именно такого Жеглова". Спорить тут не с чем.
Да и Гамлет Высоцкого — его главная актёрская роль — тоже принадлежит, разумеется, к категории крупных русских характеров. Утверждение Валерия Золотухина относительно того, что "в "Гамлете" Высоцкий играл себя самого, поэта Высоцкого с его судьбой", абсолютно справедливо. Не случайно в 1972 году гениальный бард написал великолепное, во многом автобиографическое стихотворение "Мой Гамлет", которое открывалось такими строфами:
Я только малость объясню в стихе —
На всё я не имею полномочий…
Я был зачат, как нужно, во грехе —
В поту и нервах первой брачной ночи.
Я знал, что, отрываясь от земли, —
Чем выше мы, тем жёстче и суровей;
Я шёл спокойно прямо в короли
И вёл себя наследным принцем крови.
Я знал — всё будет так, как я хочу,
Я не бывал внакладе и в уроне,
Мои друзья по школе и мечу
Служили мне, как их отцы — короне.
Не думал я над тем, что говорю,
И с лёгкостью бросал слова на ветер, —
Мне верили и так как главарю
Все высокопоставленные дети…
Мне думается, речь в этом завораживающем своей искренностью монологе идёт не только о многотрудном жизненном пути самого автора стихотворения, но и о нелёгкой участи любого истинно творческого и талантливого человека в России, вынужденного встать на путь открытого и отчаянного бунта против окружающего его непонимания и равнодушия, дабы отстоять право на свою точку зрения, свои великие идеи.
Пугались нас ночные сторожа,
Как оспою, болело время нами.
Я спал на кожах, мясо ел с ножа
И злую лошадь мучил стременами.
Я знал — мне будет сказано: "Царуй!"
Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег…
Читать дальше
