В. А.:— Эмигранты отстают от языка, и в обыденной речи за рубежом появляются всевозможные искажения. Пошли поланчуем… Возьмешь двадцать седьмой экзит, повернешь на втором лайте, то бишь светофоре. С другой стороны, когда я оказываюсь здесь, мое упомянутое тобой ухо замечает то, что для обычного московского люда стало обыденным…
Е. П. (кривляется): — Чаво? Мы не знаем русского языка?! Мы русского языка очень даже хорошо знаем!
В. А.:—… когда говорят, например: — В наводнении погибло много человек, вместо людей. Или это зловещее как бы…Мы с тобой сейчас как бы сидим, типаужинаем…
Е. П.:— Я с детства помню из советской пропаганды — мошенник, типа Лю Шаоцы [4] забытый всеми китайский коммунист-политик
…
В. А.:— Русское слово «типа»для китайца звучит крайне неприлично. В начале 50-х мои сокурсники-китайцы в питерском мединституте тихо хрюкали от хохота, услышав от лектора по научному коммунизму: «Социализм — это общество нового типа». Потому что «типа» по-китайски будет… (Произносит всем известное слово из трех русских букв.)
Е. П. (пораженный новым знанием): — Лю Шаоцы —..? (Повторяет всем известное слово из трех русских буке.)
В. А.:— Плюс — чудовищное употребление предлога «о». Это «о» катится по русскому языку, как колесо джаггернаута [5] колесница смерти в восточной философии
и разрушает наш великий-могучий-правдивый-свободныйбольше, чем все американизмы вместе взятые. «Он представил нам список онедостатках». А еще «в». «Ему указали втом, что»… Ты прислушайся, что плетут по телевизору даже люди интеллигентного сословия…
Е. П.:— Сам я романтик, товарищи, люблю Антуана де Сент Экзюпери [6] типа французский писатель
, а по жизни— работаю говночистом.
В. А.:— Это у нас с тобой, конечно, отчасти пуристское [7] пуризм — стремление к чистоте и строгости нравов, иногда показное
требование к языку. Я погрешности улавливаю, пока сам не начинаю говорить, как все.
Е. П.:— Как все ЗДЕСЬ или ТАМ?
В. А.:— И здесь и там. Мой сын Алексей как-то мне сказал: — Когда ты приезжаешь, то примерно неделю говоришь с не нашей интонацией. Тебя по интонации можно вычислить, что ты не совсем свой. Правда, я сейчас здесь очень часто бываю, а когда приезжал редко, тоже замечал — что-нибудь произнесешь и твой собеседник мгновенно поднимает глаза и как-то по-особенному тебя оглядывает, кто, мол, такой? Уж не эстонец ли? Все это — тонкие вещи. Вот есть расхожее мнение, что старая аристократия в эмиграции является хранительницей чистоты русского языка…
Е. П.:— А разве это не так?
В. А.:Смешно, но даже в речь американского русского истэблишмента [8] то же, что аристократия
иногда пробирается акцент с Брайтон-Бич… Вернее, не акцент, а интонация… Ну и даже Набоков не знал, что в русском языке начала шестидесятых уже было слово «джинсы», отчего героиня его «Лолиты» носит синие «техасские панталоны».. Наши вашингтонские князья — Оболенский, Гагарин, Чавчавадзе Давид, граф Владимир Толстой — изумительные люди, но с самыми разными лексическими странностями. Их жены, например, любят друг к другу обращаться «душка»… Или кто-то произносит тост со словами «из самого дна моего сердца», что является калькой английского «from the bottom of my heart».
Е. П.:— Все смешалось в доме Облонских и Обломовых… После революции 17-го года и эволюции 91-го: ПЯТИЛЕТКА, КОЛХОЗ, ГУЛАГ, ОТСТОЙ, КОЗЕЛ, ЗАБОЙ, ЗАБЕЙ, ПЕРЕСТРОЙКА, ТИП-ТОП, УРА, ВПЕРЕД, ЧУВАК.
В. А.:— А я помню, как прокололся в Союзе писателей наш оргсекретарь Ильин Виктор Николаевич, гэбэшный генерал, который ругал-ругал диссидентов [9] это, которые слушали «Голос Америки» и не любили советскую власть
с трибуны собрания и вдруг ляпнул: «А теперь, товарищи, в подробном изложении». Зал пришел в восторг, потому что это была фраза из передач «Голоса Америки», а «Голос Америки» и «Свободу» тогда слушали все, кому не лень, хотя это строжайше запрещалось.
Е. П.:— Ты ведь ввел в современную печатную русскую литературу не только «бочкотару», «звездный билет» или «остров Крым», а и еще кое-какие специфические слова, например в роман «Ожог»… Последние годы, я заметил, ты стал прибегать к звукоподражанию…
Читать дальше