Ксения Собчак - Против всех

Собчак:Существуют как бы группы по интересам, и при этом все католики. Это плюс. Но вот я, например, могу сказать, какие эмоции у меня вызывает католицизм. Очевидный плюс: вот я захожу в католический храм и вижу эти сидения, и я сразу вижу другое отношение к человеку. Сделано для человека и для его удобства. Есть и очевидный минус. Он связан с тем, что по разным причинам католичество имеет за собой период некой такой кровавой истории, очень растиражированной в мировом масштабе…

Красовский:Как вы думаете, великий инквизитор, который сжег именем Господа тысячи людей, он в раю?

Священник Кирилл Горбунов:Нет того греха, который нельзя было бы простить, и это правда. Если человек раскаивается в своем грехе…

Красовский:Не считали они это грехом.

Священник Кирилл Горбунов:Я не знаю, как Бог решает эту проблему.

Собчак:Как бы вы решили?

Священник Кирилл Горбунов:Никто не знает, что с человеком происходит в последние мгновения его жизни. Как ему открывается на пороге жизни и смерти эта истина божьей любви и божьего прощения. Если он приходит в ужас от осознания того, что он сделал, что зло посеял, тогда шанс у него, конечно, есть. А если он умирает с мыслью, что людей можно уничтожать ради какого-то дела, даже такого, как единство церкви или государства, — что говорить, совсем другое дело.

Собчак:Как католическая церковь относится к революциям? Вот приходит к вам человек и задает вопрос: я считаю, что современная власть несправедлива, кровава и жестока, я хочу с ней бороться. Что в такой ситуации делать?

Священник Кирилл Горбунов:Тут такое дело: когда мы читаем Новый Завет, всегда удивляет, что там вообще не говорится о политической проблематике.

Собчак:Но люди-то к вам приходят с мирскими вопросами. Вот приходит ваш прихожанин: хочу пойти на следующий митинг на Болотной. Скорее всего, будут разгонять. Но я считаю, что это правильно, потому что несправедливость в нашей стране достала. Что вы ему скажете?

Священник Кирилл Горбунов:У нас есть прихожане, которые ходят на такие митинги, а есть прихожане, которые одобряют то, что митинги разгоняют. У нас люди не выбираются по социальным и политическим убеждениям. Я понимаю, почему люди идут на такую демонстрацию, я понимаю чувство, которое они испытывают. Но, с другой стороны, когда ты священник и общаешься с людьми разных политических убеждений, ты понимаешь, что тебе невозможно занять какую-то позицию, когда и там и там люди искренне уверены в том, что они действуют по совести.

Собчак:Ну как же так может быть, церковь ведь всегда дает ответы на все вопросы!

Священник Кирилл Горбунов:Нет, это не так. Мы можем с человеком посидеть и поговорить о том, где ложь в его жизни. То, что человек идет на митинг, не значит, что это хороший человек. То, что человек не идет на митинг, не значит, что этот человек плохой. И то и другое может быть вызвано ненавистью к людям. А какой-то человек не идет на митинг не потому, что он боится, а потому, что понимает бесперспективность этого дела.

Собчак:Конкретная ситуация. Тебе не на что обеспечивать свою семью. Тебе предлагают какую-нибудь работу, которая вынуждает тебя говорить, например, неправду. Например, Дмитрий Киселев. Что аморальнее? Оставить семью в нищете или пойти на какую-то сделку со своей совестью?

Священник Кирилл Горбунов:Ну, нищета в данном случае очень часто носит весьма условный характер. Люди привыкли к определенному уровню жизни.

Собчак:Ну давайте условно: вот прямо нищета.

Священник Кирилл Горбунов:И от человека требуют продать душу, чтобы просто в следующий раз поесть?

Собчак:Да. Как поступить в этой ситуации?

Священник Кирилл Горбунов:Раз уж мы дошли до какого-то абсурдного сконцентрированного вопроса — здесь важно, какие ценности для себя человек выбирает, абсолютные или относительные. У нас есть святые. Был Святой Максимилиан Кольбе, который, находясь в концлагере, сказал: «Убейте меня вместо того человека». Него убили, конечно, не постеснялись. Вот так вот, если мы до предела доведем этот вопрос. И когда мы доходим до этого вот абсолютного предела, то каждый оказывается перед лицом истины. Могу ли я? А если мы продолжаем оставаться в каком-то условно-сослагательном состоянии: «А вот как бы я себя повел, если бы…» — не знаю я, как бы я себя повел!