Где мы?
Кто мы?
Что такое Родина?
Что такое жизнь?
Что такое нация?
Что такое мир?
Что война?
Русские должны отныне "думать, отправляясь от ДОМА в Печатниках", так же, как послевоенная либеральная интеллигенция принялась "думать от Аушвица".
Дом. Это когда в историю вбрасывают наш мозг. Так же, без предупреждения падая в разверзшуюся дымную бездну, приходит острая, разящая заря сознания.
И оказывается сразу, внезапно, что мы все на войне. Что мы мобилизованы, что линия фронта проходит не где-то там, у "полудиких" черноволосых людей (которых не очень-то и жалко), а прямо по нашей квартире со шторами и занавесками, с итальянским краном в ванной и уютным шаловливым маленьким существом в детской.
Мы видели бомбежки Югославии по ТВ. Это не полудикие люди. Европа. Не дошло.
Мы видели расстрел "Белого дома". Маршрут обывателя проходил между ярмаркой на Арбатской и Парком Победы на Поклонной. "Ой смотри, Толик, танк разворачивается, сейчас, смотри, пальнет..." "Политические стреляют". А так как Толик сам "не политический", равно как и "не черноволосый", "не полудикий", "не экстремистский", "не бизнесовый", "не военнообязанный", то стреляют всегда вне его сознания. Не по его сознанию.
Дом. Теперь по его сознанию. После сериала, вечернего чая, проверки сделанных сынишкой уроков. Прямо в мягкую нежную ткань спасительного желтого заоконного света московских милых люстр.
Дом. Был — нет.
Что же от нас хотят? Чего же таким образом от нас добиваются?
Одного. Чтобы, проснувшись, поняли. Если мы не разрушим чужой дом, кто-то разрушит наш. Если мы не скажем решительное "нет" врагу, он перережет глотку во сне нам, нам и нашим детям. Если мы не возьмем динамит, кто-то положит нам его под дверь.
Как можно было выбирать сердцем озверелую полуживую корягу, не отвечающую за свои поступки, вверившую судьбы Дома ранне климактерической близкой родственнице и группке инородческих содомитов в грязных свитерах? Как можно было не взвесить на вытянувшем шею московском фанарном столбе аккуратную тушку человека, как две капли воды похожего на Горбачева, который так удачно и с такими замечательными последствиями для страны и народа "начал перестройку"? Как можно было столь упорно и изворотливо увиливать от давно назревших острых решений, от бунтов и самосудов, от избиений и страданий, от захватов высот и отбывания сроков?
Если на Кавказе враг, то его необходимо уничтожить. Всенародно. Прилюдно. И каждый — каждый — должен омочить хоть палец в его крови. И показать детям: вот труп врага Родины. Если мы не хотим убивать, сражаться и рисковать — надо было сказать ясно: берите все, что хотите, но только нас не трогайте. У нас тихий час. Санитарный день. Когда кончится, вернемся к этому разговору. Но уж тогда и не сетовать на насильственное выселение. Мы в полном сознании капитулировали, и готовы съехать по первому требованию новых владельцев жизни куда угодно.
Если откормленная сытая мразь в "рэндж роверах" нам приемлема, а ее ресторанные наслаждения косвенно внушают чувство радости и в нас, то надо честно признаться, что наши предки были швейцарами, смиренно принимать от кепки чаевые и угрюмо запахивать полу ливреи после раздраженного пинка. Осыпавшиеся же после взрыва двух подъездов трупики — на них закроем глаза: должны же господа жизни урегулировать свои зоны влияния, ведь так существенно, Аслан или Абрам будет владеть этим складом предметов-лавабо из Италии? Не взорвешь — не покушаешь. Так у "новых русских"...
"Хакамада — баба неглупая", — рассуждал он краем сознания, прежде чем свалился вместе с телевизором и детским мишкой в дымные завалы небытия.
Что же тогда называть "глупостью"? Уроды на лживых рыжемордых стендах могут только сниться. Куценосый Шойгу растерянно выдвинул "гипотезу газа".
"Гипотеза газа". То есть: "само падало".
Чтобы жить в истории, надо стоять строго между жизнью и смертью, между преступлением и наказанием, между тотальной расплатой и глобальным займом. Невинных жертв не бывает. Каждый в чем-то виноват. И не только перед высшими духовными инстанциями — виноват имманентно, перед собой, перед своими, перед народом, перед судьбой, перед душой.
Понятна ярость против авторов того, что стало с Домом. Но они куда менее виновны, чем хочется верить. Хотя четвертовать их на Лобном месте или разодрать лошадьми перед камерами НТВ-ОРТ-РТР, безусловно, придется. Но они инструменты пробуждения.
Читать дальше
