Рудольф Баландин - Завещание Сталина

Сталин с издевкой пишет, что, обнаружив такое вопиющее противоречие «т. Холопов приходит в отчаяние». Намекнув на его принадлежность к числу начетчиков и талмудистов, вождь пояснил, что в одном случае речь идет об эпохе до окончательной победы социализма, а в другом — после оной. Обе формулы справедливы — каждая для своего времени.

Расправившись с оппонентом, Сталин завершает:

«Начетчики и талмудисты рассматривают марксизм, отдельные выводы и формулы марксизма, как собрание догматов, которые "никогда" не изменяются, несмотря на изменение условий развития общества. Они думают, что если они заучат наизусть эти выводы и формулы и начнут их цитировать вкривь и вкось, то они будут в состоянии решить любые вопросы в расчете, что заученные выводы и формулы пригодятся им для всех времен и стран, для всех случаев в жизни». Что тут возразишь?

Обратим внимание на завершение сталинской работы:

«Марксизм не признает неизменных выводов и формул, обязательных для всех эпох и периодов. Марксизм является врагом всякого догматизма.

28 июля 1950 г.».

Складывается впечатление, что вся дискуссия по вопросам языкознания при целом ряде затронутых более или менее конкретных тем имела некоторую сверхзадачу, которую можно было бы расценивать как одно из завещаний вождя.

Появление работы «Марксизм и вопросы языкознания» большинство советских ученых, в первую очередь гуманитариев, восприняло со вздохом облегчения. Высказанные в ней суждения Сталина избавляли ученых от постоянной оглядки на догмы господствующей идеологии, приспособления к ним в любых случаях.

Ученики и последователи Н. Я. Марра захватили господствующее положение в советском языкознании, представив себя глашатаями единственно верного революционного учения марксизма-ленинизма. Они побивали противников не логикой и фактами, а «твердокаменными» цитатами, выдернутыми из сочинений классиков марксизма.

Например, в 1932 году в «Известиях Академии наук СССР» была напечатана статья В. И. Вернадского «Проблема времени в современной науке». Тотчас, в том же номере журнала, последовало резкое опровержение ее основных положений с позиций марксизма А. М. Дебориным. Он обвинил Вернадского в «ползучем эмпиризме», открывающем «двери мистицизму». И сделал вывод, что «оздоровление научной атмосферы, невиданный настоящий подъем научной мысли возможны лишь сознательным поворотом к философии диалектического материализма».

В ответ Вернадский не стал оправдываться и, тем более, раскаиваться в своих идеологических «грехах». Откровенно заявил: «Я философский скептик. Это значит, что я считаю, что ни одна философская система… не может достигнуть той общеобязательности, которую достигает (только в некоторых определенных частях) наука». «Я как философский скептик могу спокойно отбросить без вреда и с пользой для дела в ходе моей научной работы все философские системы, которые сейчас живы».

Последовали какие-нибудь «организационные выводы» в отношении Вернадского? Нет.

Недруги Советского Союза утверждают, будто Сталин допускал свободу мысли, суждений только для себя и не терпел возражений. Это неправда. По свидетельству многих, кто с ним общался в разные годы и подчас в экстремальных ситуациях (во время Отечественной войны или, как в его дискуссии с Михаилом Шолоховым, в период коллективизации), со Сталиным можно было спорить, и он умел учитывать мнения, расходящиеся с его собственным.

На мой взгляд, работа «Марксизм и вопросы языкознания» показала, что Сталина совершенно не удовлетворяла идеологическая работа, которую проводили партийные органы и многочисленные «начетчики и талмудисты» марксистского учения. Сталин попытался оживить его, вывести из состояния застоя. Опоздал!

Он покусился на обширные угодья, где имели возможность безбедно существовать, пережевывая идеологическую жвачку, не утруждая себя излишними заботами, сотни тысяч преподавателей марксизма, партийных деятелей и пропагандистов. Он потребовал творческого подхода к марксизму у тех, кто давно уже утратил творческие способности в философии, приспособились к «основополагающему учению», став интеллектуальными импотентами. (Были, безусловно, и талантливые марксисты, но в данном случае имеются в виду «массы идеологических работников», из которых выделились в виде мутного и дурно пахнущего осадка «прорабы перестройки» и «реформаторы».)