Бенджамин Таккер: Свобода, равная для всех

Второе место по важности занимает земельная монополия, дурные плоды которой особенно заметны в чисто земледельческих странах. Эта монополия заключается в укреплении правительством земельных владений, не основанных на личном захвате или обработке. Уоррену и Прудону было ясно, что как только отдельные лица лишатся поддержки ближних во всем, что не является личным завладением или обработкой земли, то земельная рента исчезнет, и лихоимство лишится еще одного из своих устоев. Их последователи склонны видоизменить это утверждение в том духе, что очень малая часть ренты, основанная не на монополии, а на превосходстве почвы или местоположения, будет еще существовать некоторое время, а может быть и всегда; хотя в условиях свободы она непрерывно будет стремиться к минимуму. Но неодинаковость почв в качественном отношении, дающая начало экономической ренте за землю, точно также, как и неравенство человеческих дарований, дающее начало экономической ренте таланта, не представляет серьезной угрозы даже в глазах самых непримиримых врагов лихоимства; в природе их нет того зародыша, из которого вырастают другие, более важные неравенства, скорее их можно уподобить умирающей ветке, которая рано или поздно сгнивает и отваливается.

Третья, тарифная, монополия заключается в поощрении производства в неблагоприятных условиях и по высоким ценам путем обложения тех, кто покровительствует производству по низким ценам и в благоприятных условиях. Зло, проистекающее от этой монополии, вернее будет назвать малоимством, чем лихоимством, ибо она заставляет труд платить не за пользование капиталом, а скорее за непользование им. Упразднение этой монополии повлекло-бы за собой сильное понижение цен не все обложенные предметы, а образовавшиеся таким образом у потребителей-рабочих сбережения дали-бы им возможность сделать еще шаг к обеспечению себя естественной заработной платой . Прудон допускал, однако, что упразднение этой монополии ранее монетной монополии было-бы жестокой и гибельной мерой; во-первых потому, что недостаток денег – результат монетной монополии – усилился-бы вследствие отлива денег за границу, что повлекло-бы за собой превышение ввоза над вывозом, а во-вторых потому, что часть рабочих, ныне занятая в покровительствуемых отраслях промышленности, очутилась-бы на краю голодной гибели, не найдя немедленного применения своим силам, Свобода монетного дела внутри страны, которая повлечет за собой обилие денег и работы, является по Прудону предварительным условием свободного обмена товарами с заграницей.

Четвертая, патентная, монополия заключается в ограждении авторов и изобретателей от конкуренции на долгий срок, дающий им возможность вымогать у народа вознаграждение, неизмеримо превышающее трудовую ценность их услуг; другими словами, она заключается в предоставлении некоторым людям на целый ряд лет права собственности на законы и явления природы, и права взимать с прочих людей дань за пользование этим естественным богатством, которое должно быть доступно всем. Упразднение этой монополии внушит тем, кто пользуется ею, спасительный страх конкуренции, который заставит их довольствоваться вознаграждением за свои услуги, не превышающим вознаграждения других тружеников; но это же и обеспечит их вознаграждение, ибо они с самого же начала будут выпускать на рынок свой труд и продукты по таким низким ценам, что их специальность не в большей мере будет соблазнять конкурентов, чем всякая иная.

Логическое развитие экономической программы, заключающейся в уничтожении этих монополий и замене их самой свободной конкуренцией, привело ее авторов к тому заключению, что их идеи построены на едином основном начале – начале свободы личности, ее права суверенитета, т. е. верховной власти над собою, продуктами своего труда и своими делами, и нежелания подчиняться велениям внешней власти. Как мысль об отнятии капитала у частных лиц и передаче его правительству привела Маркса на путь, в конце которого неизбежно придется признать в государстве все, а в личности – ничто; так и идея изъятия капитала из покровительствуемых правительством монополий и предоставления его на льготных условиях отдельным индивидам привела Уоррена и Прудона на путь, в конце которого личность будет всем, а правительство ничем. Если индивид имеет право управлять собою, то всякое внешнее правительство есть тирания. Следовательно, необходимо упразднить государство. Таков был логический вывод, к которому естественно пришли Уоррен и Прудон, и он стал краеугольным камнем их политической философии. Это – то учение, которое Прудон называл анархизмом, словом, по-гречески означающим не отсутствие порядка, как многие думают, а отсутствие правления. Анархисты полагают, что «лучшее правительство это то, которое меньше всего управляет», а правительство, которое меньше всего управляет вовсе не является правительством. Правительству, опирающемуся на принудительное обложение граждан, они отказывают даже в простой полицейской функции охраны личности и собственности. Такую охрану, поскольку она необходима, они считают возможным организовать путем добровольного соединения и сотрудничества для целей защиты, которая может быть продаваема, как всякий другой товар, теми, кто предлагает его наилучшего качества по самой дешевой цене. На их взгляд заставлять человека оплачивать или получать защиту от нападения, которой он не просил и не желает, также есть нападение. Они утверждают, далее, что когда бедность, а с нею и порок исчезнут после осуществления их экономической программы, защита станет ненужным товаром. Принудительное обложение для них является жизненным нервом всех монополий, а пассивное, но организованное сопротивление сборщику налогов, в свое время сыграет роль одного из самых действенных средств к осуществлению их целей.