Симона де Бовуар: Трансатлантическая любовь

Я думала о тебе, о том, как бы тебе здесь понравилось. Ты бы пришел в восторг от чудовищных местных толстух, зазывающих клиентов. Может быть, ты еще сюда попадешь и наверняка будешь без ума от Барселоны.

Но сначала, милый, приезжай в Париж. Эллен держит для тебя твой гонорар, приезжай его тратить. Объясни, что у тебя в Париже куча денег и ты желаешь ими воспользоваться. Можешь писать в Мадрид “до востребования”, так будет быстрее. С любовью

твоя Симона

267.

3 января 1955

Милый! Отвечаю сразу, чтобы успеть поздравить тебя с Новым годом, пока это еще не потеряло смысл. Желаю тебе поскорее дописать книгу, заработать на ней много денег, начать новую, которую тебе хочется, и получать от работы только удовольствие! Не проигрывай слишком много в покер, выигрывай иногда. Оставайся здоровым, сильным и очаровательным, словом, таким, как всегда. Пусть не ослабевает в тебе желание приехать в Париж: никогда не поздно выпить за моих “Мандаринов” вместе с французскими друзьями, которые очень по тебе соскучились. И последнее: лучше всего, если бы ты приехал в этом году. Может быть, так и случится? Пусть по ночам тебе снятся прекрасные сны, а дни будут полны радости. Вот мои новогодние пожелания, и я шлю их тебе от всей души.

Известно ли тебе, что “Тан модерн” печатает странный роман неизвестного автора “Человек с золотой рукой”? Мы не можем опубликовать все целиком, но взяли очень много и разделили на три номера: декабрьский, январский и мартовский. Перевод так себе, вечная история: мы слишком мало платим Виану, чтобы требовать по-настоящему хорошей работы. Переводить тебя очень трудно, объем большой, а денег почти никаких. Виан хотел поскорее отделаться и схалтурил. Я чуть-чуть подправила, но недостаточно — слишком мало времени. Зато, надеюсь, в этом году книга выйдет наконец полностью!

Посылаю тебе авиапочтой, вместо новогоднего подарка, “Все люди смертны” в переводе на английский и свои фотографии. Среди них есть одна, которая мне нравится, сделанная на днях. А на большой я снята два года назад, она не такая хорошая, зато, по-моему, забавная.

9 января

Я опять не отправила письмо сразу и пишу уже в день своего рождения: мне сегодня сорок семь, дорогой, мы уже действительно немолодые люди. Получила твое маленькое письмецо с предсказаниями гадалки — я в эти штуки не верю. Она точно ничего про тебя не знала? Например, про твою женитьбу? Но главное, она предсказала тебе долгую жизнь, и это замечательно.

Несколько смешных историй про Гонкуровскую премию. У нас лауреату положено являться на торжественный обед, чтобы поблагодарить жюри; потом издатель устраивает большой коктейль, куда приходят журналисты, берут интервью, фотографируют — в общем, наверно, как у вас, когда присуждается Пулицеровская премия. Только в Штатах это церемония обязательная, а у нас можно и уклониться. Обычно, правда, никто не уклоняется, писатели всегда жаждут популярности. А я решила не ходить. Во-первых, потому что газеты постоянно обливают грязью нас с Сартром. Во-вторых, после “Второго пола” меня во Франции и так все знают. И… короче, я не хотела выступать в роли гориллы в зоопарке, на которую глазеют все кому не лень. Поэтому я решила поиграть с журналистами в прятки. За два дня до премии они засели в бистро, хорошо тебе известном, напротив моего дома, и установили наблюдение за дверью. А я нашла в подъезде черный ход и в воскресенье вечером тихонько вышла через него и перебралась в никому не известную квартиру по соседству, которую мне устроил на несколько дней мой приятель: она принадлежит подонку-генералу, одному из виновников бойни в Алжире, но зато там никто не стал бы меня искать. Я преспокойно входила и выходила под самым носом у репортеров. В торжественный день мы с Сартром, Ольгой, Бостом и еще несколькими друзьями устроили маленький пир, а журналисты в это время торчали на лестнице у меня на улице Бюшри. Они околачивались там до ночи, жуя бутерброды и прислушиваясь к каждому шороху, уверенные, что я дома и рано или поздно выйду. Кто-то позвонил моей консьержке: “Это говорит Жан-Поль Сартр. Сейчас к вам зайдет молодой человек, будьте так добры, впустите его, пожалуйста, в квартиру мадемуазель де Бовуар”. Но с моей консьержкой такие номера не проходят. “Впущу, если меня попросит сама мадемуазель де Бовуар”. — “Ее нет дома, но она хочет, чтобы вы открыли”. — “Пусть сама позвонит”. Так они с ней и не справились. Целую неделю ее фотографировали, писали про нее, и она была страшно горда. Потом они пристали к моей прачке (той самой, что нашила на твое белье метки “С. Б.”): “В котором часу мадемуазель де Бовуар выходит обедать?” — “Мадемуазель де Бовуар не обедает никогда”. Чистая правда, потому что я обычно работаю часов до трех-четырех, перекусываю наспех и ем уже потом, поздно вечером. Это их доконало.