Некоторые из опрошенных ответили, что об их моральном превосходстве свидетельствует тот факт, что они не издевались над трупами и ранеными моджахедами. Отношение к попавшим в плен было также довольно гуманным в частях спецназа. Их, как правило, вначале содержали для допросов на гауптвахте базы, а затем передавали в ХАД.
Спецназовцам для самоутверждения и преодоления боязни перед противником не нужно было раззадоривать себя издевательствами и пытками пленных или глумлением над трупами моджахедов, как это проделывали исламские партизаны со своим противником. По их верованиям, вид изувеченного «кафера» с выколотыми глазами и отрубленными половыми органами придаст моральные силы воину ислама, повысит его боевой дух, вселит в него чувство уверенности и непобедимости. Расчленение трупа для моджахедов имело и религиозный смысл. Они верили, что в день страшного суда душа погибшего врага не сможет обрести тело, которое разорвано на части. Отношение к мертвым и пленным прекрасно иллюстрирует, на чьей стороне было моральное превосходство. По признаниям спецназовцев, они не стремились брать моджахедов в плен, так как с ними было много «возни и мороки», тем более, что пленные за редким исключением всегда давали дезинформацию. Однако в плен попадало немалое число моджахедов, чего нельзя сказать о спецназовцах.
За исключением рядового Я., попавшего в плен по собственной рассеянности летом 1987 г. и затем обменянного на пленных моджахедов, военнослужащие спецназа в плен не сдавались никогда, предпочитая умереть. Кроме того, сами моджахеды стремились добить раненого советского военнослужащего, если тот оказывал сопротивление.
Другим фактором, определяющим моральное превосходство спецназовцев, являлось чувство своей избранности, ощущение престижа службы в элитных частях советской военной разведки. На вопрос, испытывали ли вы чувства гордости, превосходства, избранности, проходя службу в спецназе, все опрошенные ответили утвердительно. Они следующим образом объяснили эти чувства: «Да, мы были избранными, так как спецназ — это боевые части армии, самые результативные и несущие самые незначительные потери… Мы были самой боевой, ударной силой армии… Особый характер выполнения задач поднимал нас в моральном отношении на недосягаемую для остальных высоту…»
Спецназ, находясь в Афганистане, не рекламировал свои подвиги и победы, и большинство его громких дел по сей день остается неизвестным для большинства. Однако, не зная даже и десятой доли «правды» о спецназе и его действиях, большинство военнослужащих других частей 40-й Армии испытывали к спецназу чувства уважения, понимая, что в силу многих причин спецназ превосходит их по своей результативности и эффективности.
Именно престиж службы в спецназе, постоянное стремление держать на высоте марку рода войск, развитое чувство корпоративности благотворным образом сказывались на моральном состоянии военнослужащих спецназа, их особенности действовать уверенно в самых трудных условиях. Постоянное балансирование между жизнью и смертью давало спецназовцу лишь моральный стимул: он мог с полным правом носить тельняшку, спецназовскую робу и называться «бойцом спецназа». Материальные стимулы практически отсутствовали. Например, не было никакой разницы в оплате командира группы спецназа, почти ежедневно подставляющего свою голову под пули, и оплатой труда, например, начальника продовольственной службы мотострелковой части, а начальник оркестровой команды в любом полку, или даже чиновник в погонах, выписывающий проездные документы в различных Штабах, получали даже больше.
Если офицеры спецназа имели все же хоть какое-то скромное жалование, составляющее, кстати, для младших офицеров в 1985 г. 270 чеков в месяц плюс небольшая сумма в рублях, начисляемая для них в Союзе, а для старших офицеров — 320 чеков, — то солдаты воевали фактически задарма. Самая высокая ставка военнослужащего срочной службы достигала такой «астрономической» суммы, как… 18 чеков в месяц! Любое гражданское вольнонаемное лицо в составе 40-й армии, носу не казавшее с базы, кроме поездок в афганские торговые лавки, получало в десять раз больше самого смелого и отважного рядового спецназовца!
Однако эту вопиющую несправедливость высшее руководство так и не удосужилось исправить за все годы войны. Единственно разумной акцией, на которую хватило сердобольных маршалов, стало установление нормированных денежных компенсаций за ранения, увечья и контузии. Для введения соответствующего документа в ранг закона потребовалось несколько лет войны в Афганистане. Зато после его появления оторванная рука или нога офицера стали оцениваться в 700–800 рублей, а солдата — в 3–4 раза меньше. Чеков в этом случае не платили. За доказанный документально факт контузии на рублевый счет офицера в Союзе начислялся один месячный оклад. И это считалось немалым прогрессом в оценке министерством обороны ратного труда людей в военной форме. Жизнь человека у нас всегда стоила недорого…
Читать дальше