Николай Герсеванов - Петербург и Москва

Какие улучшения можно еще сделать в царице столиц? Как ни хороша северная красавица, как ни богато одета, а старшая сестрица находит, однако ж, в ней недостатки. Первая потребность города, о которой все знают и говорят – постоянный мост через Неву. До изобретения цепных мостов он едва ли был возможным. Кроме чрезмерной дороговизны, каменный мост представляет и другие неудобства. Самая большая каменная арка в Ватерлооском мосту в Лондоне имеет в отверстии около 18 сажен. Ширина Невы 140 сажен у Исаакиевского моста требует от 8 до 10 быков, что стеснит судоходство и увеличит быстроту реки. После изобретения цепных мостов нетрудно учредить постоянное сообщение с Васильевским островом. Они делаются в 100 сажен и более длины. Для такого моста чрез судоходную реку нужно не более двух каменных быков с подъемным мостом между ними для прохода судов; чугунные столбы, утвержденные на быках, и к коим привешены цепи, могут быть соединены вверху продольными лицевыми перекладинами в виде полукруга. Весь мост состоял бы из двух цепных мостов и одного подъемного между ними, и был бы очень красив и недорог. Многие думают еще, что Адмиралтейство, которое украшает столицу тремя своими фасадами, делает нехороший вид на реку. Что если бы перевести отсюда верфь и продлить прерванную гранитную набережную, то город много выиграл бы в красоте и удобстве.

Эстетическое чувство, сродное человеку, бывает неодинаково у всех, одни одарены им от природы в высокой степени, а другие вовсе лишены его. Почти то же с целыми народами. Греки оставили нам неподражаемые образцы изящного во всех свободных художествах. Римляне, народ суровый, воинственный, получили образование от греков, и были совершенно чужды эстетического чувства. Потомки их не берут с них примера: земля, упитанная кровью гладиаторов, считается ныне отечеством изящных художеств. Трудно объяснить, почему одни народы были щедро наделены поэтическим чувством, а другие, как например, голландцы и русские, отличаются вкусом, противоположным общепринятым законам эстетики. Памятники древней нашей архитектуры, по мнению некоторых судей, ознаменованы отсутствием вкуса. Пестрота форм и цветов составляет главное достоинство зданий в Троицкой Лавре, Кремлевских церквах, теремах и Василии Блаженном. Не переняли ль мы этой пестроты из Азии? Петербург другое дело. В нем нет ничего древнерусского, и везде печать нового европейского образования. Вкус проявляется не в одних изящных художествах, но во всем, даже в простом сельском быте. Одежда швейцарской пастушки – прелесть. Крестьянки в некоторых местах средней России стягивают талию выше груди – верх безвкусия. Нет ничего уродливее ежедневной одежды малороссиянок. В Москве анти-поэтическое чувство, врожденное русскому народу, поражает довольно часто. Театр, чтение, имеют для москвитян мало прелестей; они изобрели свои увеселения, цыган, звериную травлю. Цыгане являлись недавно в Павловском воксале, и говорят, они понравились, но трудно верить. По крайней мере, надобно надеяться, что понравились ненадолго. Звериная травля – забава, достойная римлян, и испанцев, и европейцев XIV века, а не XIX-го. Сад одного любителя составляет тоже одну из московских знаменитостей. Он имеет свои достоинства, хотя не соответствует правилам вкуса. На маленьком пространстве земли есть все, что угодно: пруды, мосты, корабли, готические башни, китайские храмы, индийские пагоды, турецкие киоски, голландские стриженые деревья, хижины, триумфальные ворота, и проч., и проч. Многим это нравится, зато другие находят, что это пестро и вовсе неизящно. Довольно сказать, что в саду статуи, нимфы, солдаты в полной форме, деревянные, выкрашенные приличными красками: совершенное отступление от законов изящного! Строгий вкус отделил живопись от ваяния; восковые фигуры производят неприятное чувство, ибо подражание природе слишком близко. Попробуйте выкрасить Венеру Медицейскую, и зала, где всегда кругом ее стоят бесстрашные английские туристы, мгновенно опустеет.

Нельзя не сказать несколько слов о Гостином дворе в Москве. Он огромен, богат, занимает отдельную часть города. В него не зайдешь, как говорится, невольно. В Петербурге Гостиный двор чище, изящнее; под сводами его можно гулять без всякого дела; он находится в самом центре города, на Невском проспекте. Надобно идти в Гостиный двор, чтобы изучить нравы купечества – важного сословия в государстве. Петербург – город портовый, вся внешняя наша торговля в руках иностранцев, составляющих особую касту и играющих важную роль в столице. Они отделяются от русских купцов, и будучи просвещеннее их, умели привести их в полную от себя зависимость. Кто виноват? Недостаток образования. Купцы наши ограничивают чтение свое «Московскими ведомостями» , а бухгалтерию – деревянными счетами, против коммерческих наук они изобрели свои особые предрассудки и поговорки. Столкновение с негоциантами оказывает, однако ж, мало-помалу, благодетельное влияние и на них; старые обычаи вытесняются новыми, и смесь того и другого бывает иногда забавна. Вот гуляет по Адмиралтейскому бульвару молодой человек в сюртуке последней моды, одетый, как денди, и увы! С маленькой бородой! Вот едет к московскому Гостиному двору пожилой купец; лошадь у него в несколько тысяч, упряжь щегольская, а вместо дрожек или коляски, крашеная русская тележечка без рессор. У многих богачей домы отделаны в новейшем вкусе, экипажи блестящие, а на ярмарку едут они в простой кибитке. Может ли это сословие принять европейское образование, слиться, как и должно быть, с высшими классами, чему начало уже положено, не изменив одежды и обычаев? Мы желали бы, чтобы они остались при прежних длинных кафтанах и бороде, природном величественном украшении, но думаем, что теперь это едва ли возможно. Предрассудки слишком сильны, и безобразный фрак, как символ образования, должен торжествовать.