В Казаков - Аннигилизм критики

И вот берет автор научно-фантастического произведения какую-нибудь литературную (а то и экономическую) газету, распахивает ее на какой-нибудь странице, пробегает штурмовой опус Ж.Обмылкина, журналист-ефрейтора, похожий на хриплую команду "Сдеть шинеля!" и жалобно стонет: "Ну за что же? Ну неужели он действительно не понял? Ну что за кретин!"

Представим себе, что при этой сцене присутствует сам журналист-ефрейтор. "Ты это брось, - с ленивой ухмылкой скажет он автору. - Чего там не понимать. Все и так ясно". И наверное ему действительно все ясно. Небрежно, не глядя берет он очередную фантастическую повесть, бегло проглядывает ее, молча спешивается, обнажает саблю и идет в атаку. Таковы рефлексы критического лейб-ефрейтора".

Теперь, после предварительных соображений и цитат, обратимся непосредственно к Ирине Васюченко и ее вкладу в мировое Стругацковедение.

Есть основания думать, что до пукбликации в "Знамени" статья И.Васюченко успела полежать еще в одной редакции - скорее всего, в "Детской литературе". Очень уж упорно педалирует критик тезис о фантастике, как разновидности детского, в крайнем случае юношеского чтения. "Молодежь", "юношество", "читатель-подросток", "старшеклассники" или, на худой конец, "студенты и недавние выпусники вузов" - вот та аудитория, в интересах которой И.Васюченко намеревается рассматривать прозу Стругацких. Спорить против искусственного сужения круга читателей фантастики нет необходимости. Наличие же самого подхода показательно - это исходная передержка, для подкрепления которой критику понадобятся все новые и новые передержки, которые и составят фундамент статьи.

Другой изначальный просчет И.Васюченко - пренебрежение к предшествующей критико-литературоведческой практике. Странное суждение, что "критика долгие годы обходила стороной даже книги Стругацких", что "специалисты отделывались осторожными похвалами и вялыми порицаниями" позволяет автору статьи ощущать себя первопроходцем по творчеству Стругацких и вести себя соответственно. и это несмотря на то, что критическая литература о Стругацких насчитывает несколько сотен названий и представляет весь спектр мнений от хвалебных до грубо заушательских, весь диапазон форм - от кратких читательских реплик до фундаментальных аналитических работ Е.Неелова, Т.Чернышевой и др. Представление о многообразии и объеме критики творчества Стругацких дает, например, краткий вариант библиографии, составленной А.Керзиным, в "Советской библиографии" Nо 3 за 1988 год, а ведь он представляет литературу по теме весьма выборочно.

Третья ложная установка критика - рассмотрение творчества Стругацких без учета его основных этапов, без понимания разницы между ученическими и зрелыми книгами, без поправок на то, что за три десятка лет творчесской жизни Стругацкие не раз пересматривали и уточняли свои концепции, взгляды, подходы. То, что было справедливо применительно к самым ранним вещам, совершенно неверно, если речь пойдет о позднейших произведениях.

Перечислененое, плюс непоколебимая уверенность в своей компетенции и породило всю совокупность огрехов работы И.Васюченко, напрочь перечеркнувших благие намерения критика и сделавших статью неприемлемой для квалифицированного читателя.

Нет возможности подробно говорить обо всех заблуждениях И.Васюченко - это потребовало бы объема не меньшего, чем сама статья, поскольку оспорен может быть чуть ли не каждый абзац. Поэтому остановимся лишь на важнейших методологических пороках работы, умолчать о которых было бы недопустимо.

Трактовка И.Васюченко - это, собственно говоря, позиция бывшего юного поклонника Стругацких, повзрослевшего и подрастерявшего уважение к былым кумирам. Леймотив статьи - предостережение. Ирина Васюченко ревизует свои давние впечатления от книг Стругацких и на основании этого пытается уберечь новых потенциальных поклонников Стругацких от чрезмерного доверия к этим авторам.

Разумеется, переоценка детских пристрастий - процесс нормальный. Если подросток когда-то улавливал у Стругацких преимущественно внешнюю сторону и восторгался остротой и динамичностью повествования, то спустя годы он увидит мир Стругацких по-другому, потому что сам стал другим, ему откроется подтекст повестей, их философская глубина, и при каждом новом прочтении он сможет находить для себя новый пласт идей и понятий, когда-то не замеченных вовсе. Глубокое постижение зрелого творчесства Стругацких - нелегкая, но благодарная работа для квалифицированного, активно мыслящего читателя.