Газета День Литературы: Газета День Литературы # 170 (2010 10)

Современная поэзия взяла из сокровищницы Есенина очень важные свойства:

– любовь к русскому пейзажу;

– тягу к деталям реальной жизни, будь то предметы быта или коллизии меж людьми, живущими на селе;

– понимание своих родовых корней – можно сказать, таинственный зов крови, что течёт в наших венах и является частью крови древней, вошедшей в сос-тав земли.

Каждый поэт примеряет к себе ту художественную вещь, в которой ему не тесно петь и жить. Иначе и быть не может, поскольку певческий голос должен быть свободным – достаточно посмотреть на поющую птицу. Есенинское пространство пополняется новыми стихами, в которых современный автор естественно слит со своим великим предшественником. И это не подражание давним прописям, когда дыхание сего дня отодвинуто от слов и красок, от образа человека и образа мира. Поэты "есенинской школы" очень часто не похожи друг на друга, и может показаться, что заветы Есенина таким образом размываются и мельчают – но это неверно. Та река вдохновения, начало которой дал наш национальный поэт, принимает в себя разные притоки и становится полноводной, будто Волга.

И в том – значение Сергея Есенина и причина непреходящей любви русского человека к своему гению.

Из речи на Яснополянской Встрече – 2010

"Революция сознания" против "сознания тщеты рассуждений" – вот полное название темы, которую хотелось бы раскрыть в этой статье.

И первое определение, и тяжкий дневниковый вздох принадлежат Льву Николаевичу Толстому одномоментно, к концу первого и последнего для него десятилетия наступившего XX века – века великих надежд и невиданных разочарований, сначала поднявшего человека с колен, а под конец опустившего его на четвереньки... (Замечу в скобках, что стоять на коленях и стоять на четвереньках – это, конечно, два разных, психологически, нравственно, политически и всяко обусловленных положения).

Начало его, века, было временем больших ожиданий, не вполне вразумительных чаяний и связанных с ними неизбежных и весьма горьких по плодам иллюзий.

Исторически молодая русская интеллигенция, находящаяся под самыми различными влияниями и поветриями – что с моря, именно с Запада, надует, – была больна частью идеализмом, частью базаровским материализмом ("оба хуже", по известному выражению), и это разрывало национальный мировоззренческий и политический дискурс России не надвое даже, а на десяток враждующих сегментов, и один из самых весомых принадлежал Толстому. Революционно-либеральный ("зеркало русской революции", как определил Ленин), идеалистический по духу, основанный на совершенно неоправданных надеждах и иллюзиях в отношении реального человека, он выразился в одном из вариантов названия его статьи 1909 года: "Революция неизбежная, необходимая и всеобщая".

Он, этот толстовский сегмент, противостоял не только охранительному консерватизму Победоносцева, царизма вообще, взламывал его, но и "интеллигентам-расстригам" из "Вех", гневно обвинённым в прессе тех лет в отступничестве от общего либерально-интеллигентского дела. Это был, если воспользоваться определением отца Сергия (Булгакова), типичный "героизм" с призывами немедленно изменить сознание, а с ним и весь образ жизни как отдельного человека, так и человечества в целом, уже созревшего, якобы, для самых решительных перемен в сторону вожделенного идеала. Предлагаемое же, вернее – исповедуемое "Вехами" реформаторское (не в нынешнем, конечно, россиянском смысле "большого хапка") "подвижничество" в силу его медлительности и хлопотной непрестанности усилий никак не устраивало "властителей дум", Толстого в том числе.

Этому знаковому для эпохи идеализму-героизму, кстати, эхом отзывался с другого конца политического спектра подростковый проект Николая Второго, в самом конце XIX века предложившего мировым державам-хищникам всеобщее разоружение, мир и благолепие, чем вызвал в них мелкий смешок и полную уверенность, что этого-то простеца можно втянуть в любую свою стратегическую комбинацию.

И втягивали, и он втащил Россию, вопреки наставлениям батюшки, в две совершенно ненужные ей, губительные войны с революциями, с "братом Вилли" в последней, бездарно и преступно угробив в них более 4 миллионов подданных, не считая гражданской войны как прямого следствия...

Истинно сказано: хороший человек – не профессия. И, наверное, не предлог для канонизации, ставшей возможной лишь на волне нынешнего официозного антисоветизма.