Петр Рябов - Проблема личности в философии классического анархизма

Н.М.Пирумова верно констатирует: «Гуманизм Кропоткина весьма своеобразен. В его социологической концепции на первом плане стоит не личность как таковая, а массы с их творческой деятельностью. Лишь массам свойственно сочетание разума и инстинкта, лишь массы могут творить формы жизни, основанные на свободе и справедливости. Массы и только массы создали «человеческий мир». В массах же родился и анархизм… Так, абстрагируясь от «индивидуального фактора» и сосредотачиваясь исключительно на психологии и творчестве масс, Кропоткин лишает этих последних многообразных и живых черт, оставляя за ними по существу функцию взаимопомощи и солидарности» (293; 147-148). Не случайным является и неоднократное противопоставление Кропоткиным своего «общественного анархизма» «личному анархизму» Штирнера (см. 182; 322).

Как подметил еще Алексей Боровой, «это гипертрофированное представление о творческой силе масс в учении П.А.Кропоткина невольно привело не только к недооценке роли личного начала в общественном процессе, но и к противоречивой постановке самой проблемы личности» (54; 51). Совершенно очевидно, что, ненавидя государство, как насильника, будто бы объективирующего абстрактный общий интерес, и реально угнетающего людей, мы не должны идеализировать ни народа, ни догосударственных форм его организации, не должны ставить на место низвергнутого кумира Государства такой же абстрактный фетиш Общества. Общество свободных людей не породило бы рабства, не породило бы государства, и не терпело бы того зла, которое оно терпит по сей день. Не всякое творчество масс свободно и осмысленно. К сожалению, и в этом вопросе Кропоткин разделил прогрессистские заблуждения социализма XIX века. Увы, здесь он выступал не только не в роли пророка, способного предвидеть грядущее, но порой слепо не видел происходящего.

Очевидно, что в созданной мыслителем поэтической, но не вполне соответствующей истине картине борьбы социальных макросил: Народа и Государства, личности опять не находится места. Напротив, она всячески полемически принижается Кропоткиным, критикующим как культ «героев», так и «своеволие отдельных личностей». Подсознательно проводится мысль: народ всегда прав, но отдельные злонамеренные личности, пытающиеся из него выделиться, служат делу реакции.

Критикуя «героев», Кропоткин отчасти сам себе противоречит, когда, говоря о революции, посвящает несколько теплых страниц «революционному меньшинству» – одиночкам-бунтарям, готовящим социальную бурю: «Революции всегда делаются меньшинством» (168; 40, см. также 181; 90). Вот как описывает Кропоткин представителей этого меньшинства, воодушевляющих и поднимающих народную массу на борьбу: «Люди чувствующие, люди, которые не удовлетворяются словами, а стремятся осуществить свои мысли в жизни, неподкупные характеры, для которых дело неразрывно связано с мыслью , для которых тюрьма, изгнание, смерть – лучше, чем жизнь несогласная с убеждениями, люди отважные, которые знают, что для успеха необходимо уменье решиться – являются застрельщиками. Они начинают сражение задолго до того времени, когда возбуждение в массах станет настолько сильным, чтобы они открыто подняли знамя восстания и пошли с оружием в руках на завоевание своих прав» (181; 375).

Философская слабость Кропоткина и его неспособность понять и поставить проблему личности на философском уровне, странным образом сочетается у него (как у Годвина и у Прудона) с замечательной разработкой либертарной социологии и гуманной этики.

Скажем несколько слов о том месте, которое личность должна занимать в анархо-коммунистическом обществе, программу которого детально обосновал Петр Алексеевич. В этом обществе предполагается сочетание максимальной свободы личности с ее социально-экономическим обеспечением: «довольство для всех», небольшой рабочий день (5 часов), приятная работа, сочетающая умственный и физический труд [108], свобода от внешнего принуждения и насилия, всестороннее образование (о нем см., например, 180; 193-208), наличие обширного досуга, освобождение женщины. Принципы экономической жизни этого общества таковы: «каждый по своим силам, каждому по его потребностям» и «свободное пользование тем, что имеется в избытке, разделение того, в чем может оказаться недостаток; при этом будет оказано преимущество детям, старым и слабым» (цит. по 421; 148, 149).

Подчеркнем, что, в отличие от годвиновского и прудоновского аскетических и патриархальных проектов, Кропоткин считает необходимым освобождение женщины [109], гарантии членам общества не просто минимума, но «довольства», не просто труда – но досуга. В отличие от Годвина и Прудона, Кропоткин уже не заявляет, что все люди по существу одинаковы (но уверен лишь в том, что все люди – одинаково хороши , и общественный инстинкт в них преобладает), а потому пишет: «А так как все люди и не должны быть похожи друг на друга (разнообразие вкусов и потребностей есть главное условие человеческого развития), то всегда найдутся люди, – и это вполне желательно, – потребности которых будут в том или в другом направлении подниматься выше среднего уровня» (182; 115), и кропоткинская программа предусматривает удовлетворение и этих потребностей людей.