- Слава Богу, через полчаса уезжаем!
В самолете я продолжал перелистывать злополучную книгу и время от времени бормотал:
- Галя! А вот скажи мне, почему все крупнейшие диктаторы ХХ века - Гитлер, Муссолини, Сталин, Саддам Хусейн, Тито, Каддафи, Мао Цзэдун - вышли из бедноты? Из рабочих, крестьян, ремесленников. Может быть, их - этих вождей "голодных и рабов" - богатые элиты мира и ненавидели за то, что они из бедноты. Бедные не должны приходить к власти! А куда деваться бедным народам? Может быть, диктатура и социализм для них единственный путь к жизни и спасению? Кстати, смотри-ка: Гитлер называет русских "великим народом".
- Где? Не может быть! - оживилась Галя.
- Ну вот, читай здесь, где он размышляет о том, что случается с народами, власть над которыми захватывают евреи:
"Самым страшным примером в этом отношении является Россия, где евреи в своей фанатической дикости погубили 30 миллионов человек, безжалостно перерезав одних и подвергнув бесчеловечным мукам голода других, - и все это только для того, чтобы обеспечить диктатуру над великим народом за небольшой кучкой еврейских литераторов и биржевых бандитов".
- Конечно, он не понимал, что не было никаких биржевых бандитов, а были "пламенные революционеры", что в 1937 году их постигла катастрофа, но все-таки он назвал русских "великим народом".
- Подлец! - сказала жена. - Свой народ довел до ручки. Наших загубил тридцать миллионов, а про евреев и говорить нечего. А ты все его читаешь!
И она была, как всегда, права. "Себя губя, себе противореча..."
Это стихотворение Мандельштама о немецкой речи заканчивается словами:
Бог Нахтигаль, меня еще вербуют
Для новых чум, для семилетних боен...
Звук сузился, слова шипят, бунтуют,
Но ты живешь, и я с тобой спокоен.
Стихотворение написано в 1932 году, когда Гитлер еще не был у власти. Осип Эмильевич пишет о немецкой речи Гете, Шиллера, фон Кляйста. О том, что человека снова "вербуют" для нового средневековья, для новых эпидемий чумы, но "слова" не согласны с насилием ("шипят, бунтуют"); о том, что он "спокоен", пока ему покровительствует бог немецкой поэзии Нахтигаль ("соловей").
Однако какое жуткое противоречие заключено в немецкой истории, если Гитлер, еще не отравленный расовой теорией Розенберга, в 1924 году с отвращением отзываясь о порнографических немецких пьесах тех лет, витийствует: "Как пламенно вознегодовал бы по этому поводу Шиллер! С каким возмущением отвернулся бы Гете!"
А завершился немецкий романтический пафос тем, что имя "Нахтигаль" было присвоено в конце концов одной из элитных эсэсовских дивизий Третьего Рейха. Но Осип Мандельштам не успел об этом узнать. Иначе он "вырвал" бы соловьиный язык своему пророческому стихотворению.
Футболистки и папарацци
Время от времени, когда наступает пора сесть за очередную главу воспоминаний, я уезжаю в Калугу, открываю материнскую квартиру, обвожу взглядом фотографии родных, висящие на стенах, раскладываю на столе блокноты, папки, записи и потихоньку погружаюсь в сладостное рабочее состояние. Мой стол придвинут к окну, из которого виден забор, огораживающий большой участок земли с деревянным домом. Когда-то эта почти деревенская усадьба принадлежала зажиточному горожанину, потом ее сделали маленькой гостиницей для космонавтов, после развала жизни домом овладела какая-то торговая фирма. Во время дефолта она, должно быть, лопнула - как-то сразу исчезли "тойоты" и "ауди", обычно толпившиеся возле ворот усадьбы. Сейчас в ней запустение. Предприимчивые обыватели уже в нескольких местах оторвали доски от высокого трехметрового забора. Долгое время я не вижу, чтобы кто-то всходил на крыльцо или выходил из двери. Тишина. За забором, вонзив свои черные ветви в синее весеннее небо, стоят несколько яблонь. Скоро они покроются белой цветочной пеной, и я буду сидеть за столом с открытой форточкой, изводить белые листы бумаги и вдыхать запах яблоневого цвета... Но не об этом я хотел написать. А о том, как время от времени, почувствовав усталость, я иду на кухню, чищу на обед картошку, кипячу чайник, завариваю чай либо варю пельмени. Словом, обживаю кухню и в то же время, чтобы не скучать и соображать, какие события творятся в мире, включаю маленький радиоприемничек, висящий на гвозде, и слушаю одну-единственную программу, которая называется "Радио России"- "Настоящее радио", как аттестуют его всяческие ведущие, голоса которых я уже узнаю чуть ли не с первого слова.
Так меня за последние месяцы "достало" это радио, что я решил записывать по датам, когда и что они извратили, когда и в чем оболгали нашу прошлую жизнь, когда и как выплеснули в людские уши очередное помойное ведро пошлостей. Мы-то в Москве почти его не слушаем, но в провинции, где у многих людей другой связи с жизнью нету, "нормальное радио" - единственный источник, из которого волей-неволей им приходится хлебать пойло, приготовленное демократическими журналистами.
Читать дальше
