— Арсений Григорьевич, ваш первый тост!
Смотрит на рюмку серыми, остро прорезанными глазами. Медлит. И, оглядев вокруг все, что открывалось взгляду, говорит:
— Хорошо...
Мы ждали продолжения.
— За это и выпьем, — уточнил адмирал.
— Арсений Григорьевич, и это — все?
— А что — мало?..
В те первые годы учебы в Школе-студии я начал собирать собственную коллекцию человеческих образов. Делалось это непроизвольно, но в этом была все-таки профессиональная, как бы теперь сказали, необходимость. Я старался не просто замечать, видеть, наблюдать за жизненными явлениями, людскими образами, судьбами, но и систематизировать их, ставить в очередность, выдвигая на передний план самое интересное (для меня), нужное, необходимое. Это избавляло меня от всеядного, “плюшкинского” собирательства любой завалящей железки или стоптанного башмака. Тут намечался какой-то порядок, система. Я как бы говорил персонажам моей “людской библиотеки”: “Становись в первый ряд, ты, я чувствую, скоро мне понадобишься... Ты чуть-чуть подожди. Твое время скоро настанет... А ты — отдохни. Побеждает тот, кто умеет ждать”.
Время — вещь прихотливая. И пусть девяносто девять процентов из тех персонажей, что жили в моей памяти, так никогда и не воплотились в конкретные сценические образы, зато они раздвинули границы моего видения мира, сделали меня богаче и, главное, избавили от необходимости, получив, например, роль “простого человека”, бежать на ближайший колхозный рынок “смотреть народ”. Народ был во мне, и я — в народе.
Из постоянных поклонников нашего курса был и профессор Станислав Далецкий. Детский хирург, друг Монюкова — Стас...
Если человек талантлив — он талантлив во всем. Этот постулат полностью применим к Далецкому. Помимо того, что все знали его как выдающегося хирурга, он был еще и широко образованным человеком. Знатоком поэзии, живописи, музыки. Блестящий рассказчик, он часами мог говорить, например, о новациях в области военно-полевой хирургии гениального хирурга Сергея Сергеевича Юдина. И мы, ничего не понимающие не только в военно-полевой, но и вообще ни в какой хирургии, часами как завороженные могли слушать его рассказы.
— Наблюдая за операциями Юдина вблизи, — говорил он, — я долго не мог понять, в чем их гениальность. Хотя и я, и все мы, молодые врачи, ни на секунду не сомневались в этой оценке. И только потом, будучи неоднократным свидетелем творения (иначе не назовешь) за операционным столом этого человека, я понял: в его необычайной точности. Ни одного лишнего движения! Ни одного лишнего жеста! Точность, граничащая со скупостью. Точность, доведенная до степени искусства! Его операциями можно было наслаждаться, как прекрасным музыкальным исполнением.
Речь Далецкого была четкой, ясной, образной. Отзвук профессии чувствовался в ней. Вспоминая дела минувшие, он не отодвигал их от слушателей, а, наоборот, приближал их к вам. Крепкой рукой хирурга он брал факты за шиворот и усаживал их рядом с нами на свободный стул в шестой, седьмой или любой другой аудитории, где происходили встречи. С большим юмором вспоминал он трагические дни осени сорок первого, на которые пришлись самые трудные испытания в судьбах народа, страны и в судьбе молоденького студента-медика Стаса Далецкого.
Новелла о доверии
(Со слов профессора Далецкого)
Три молодых дарования, трое студентов медицинского института должны были проходить преддипломную практику в одной из московских клиник. На дворе стояла осень сорок первого. В октябре на западном участке фронта произошла небольшая “авария”: немцы прорвали фронт. В Москве началась всеобщая эвакуация. Когда шестнадцатого октября утром студенты впервые посетили клинику, они, к своему удивлению, не обнаружили там ни одного человека из медицинского персонала. Прихватив денежное и кое-что из вещевого довольствия, персонал сбежал. “Эвакуировался” на восток. Драп нах остен, как тогда говорили. В палатах лежали больные и раненые, около трехсот человек. Для раздумий, а тем более растерянности, времени не оставалось. Нужно было лечить больных и оперировать раненых. Но как? На отчаянные телефонные звонки прибыло начальство из горздрава. Оценило ситуацию и... одного студента тут же назначило главным врачом, другого — главным хирургом и третьего — тоже кем-то главным.
— Руководите! Оперируйте! — сказало начальство. — Мы вам доверяем. Не справитесь — ну что ж... Сами понимаете, законы военного времени... Желаем удачи...
Читать дальше
