Итак, Вадим Кожинов в этой, что называется, национальной самокритике был прав, учено-положителен и совершенно беззлобен. И никакой незрело-нелепой ярости додраться за других тут не было. Хотя ни этому военно-послевоенному юношеству, ни какому иному поколению складывать оружия правда позволения не давала. Кожинов не сдавал позиций там и тогда, где и когда даже фронтовики оружие слагали, позиции сдавали да и сами сдавались в плен.
Без злобы и мы вспоминаем тех, кто воевал как-то “помимо серого народа”, кто вдруг стал обливать народную войну грязью своих ни дать ни взять власовских “воспоминаний рядового солдата” (примеров несколько). Так мы вспоминаем и тех, кто давно погиб, и кто в судорогах не вполне чистой и как раз злобноватой памяти скончался недавно. С благодарностью за сделанное ради ясности в этих тяжелых, неоднозначных вещах вспоминаем и Кожинова.
* * *
Война и мир. Восток и Запад. Народ большой и народ малый. Отцы и дети. Дети начальства. Деятели подземелья. Что-то всегда очень серьезное переживалось нами, если этот именно наш опыт хотя бы отчасти укладывается в такие довольно четкие формулы. Детям Арбата (в широком смысле) Кожинов оказался, конечно, бельмом на глазу. И неважно, пришел ли кто-то из них действительно со Староконюшенного переулка, или же, лжесибирячком “Евгением Александровичем” либо провинциалом в шейном платке “Андреем Андреевичем”, к той же примечательной когорте присоединился как волонтер. Но это только так, мелкая сошка. А вот для всемирных деятелей подземелья Кожинов был проблемой более серьезной, чем та серьезность, которая доступна уму, допустим, Евтушенко или Померанца. “У нас много общего. Как и вы, я националист”, — при встрече сказал ему однажды (по слухам) Збигнев Бжезинский (хотел обескуражить и сразу сбить). А Кожинов тут же парировал: неправда, вы, быть может, и националист, а я сугубый интернационалист.
Бжезинский, можно сказать, подавился; вразрез своему замыслу, тут он сам не нашел, как продолжить, и поспешил отойти. А это ведь поконфузнее, чем подавиться бубликом для Буша. Ибо уровень тут был выше: отчитываться за конфуз в любой, совершенно любой схватке и перепалке их “националисту” — глобалисту и русофобу — приходится не перед “общественностью”, не перед “налогоплательщиками”, не перед “мультимедийной аудиторией”, а перед начальством куда верховнее, чем сам президент. Ведь мы говорим не просто о прислуге, а о деятелях интернационального подземелья. Кожинов же был интернационалист и взаправду. Да, он любил цитировать невеселую сцену шабаша на Лысой горе из пушкинского “Гусара”: разнузданные украинские карнавалисты (по Бахтину) ловят ни в чем не повинного представителя малого народа — и улюлюкают, и в мерзостной игре
Да-да, с лягушкою венчают.
Но это как раз потому, что Кожинову было братски больно. Больно и за малороссийскую действительность в целом, и за столь присущий ей малый народ. Сколько интеллекта, совести и труда отдал Вадим Валерианович научной типологии его присутствия и в общерусской среде (полное породнение; спокойное, религиозно углубленное сосуществование; подкоп и подрыв; оккупация). Какие тесные узы связывали Кожинова, при всей остроте полемики, с Леонидом (если не ошибаюсь) Агурским из Иерусалима... Да всего и не перечислишь; но за всех он был радетель и заступник, за абхазцев и украинцев, за армян и якутов, особенно за истину.
* * *
Странно и неловко, но должен признаться: как раз в понимании общерусского и советского с ним не всегда получалось сойтись. Он, например, в последние годы избегал оборота “русский советский” или просто слова “советский” как обозначений не просто принадлежности, а великой ценности. Хотя были ведь вроде основания признать, что “русское советское” есть по-прежнему все то же русское — а возможно, и покрепче русского более ранних времен. Что — угроза от фашистов разве была слабее угрозы от хазар, монголов или Наполеона? А угроза была отведена, не сказать поборота и отброшена. Что, в этом торжестве не русский народ, по точному кремлевскому определению 1945 года, показал свое законное место среди равных? Или не он воздвиг заново и укрепил огромную страну? Не по ее ли образцам равнялся и при нас весь мир — и правый и левый? Не за образцовость ли хотел ее устранить из мирового общежития? И ненавидите вы нас...
За что ж? ответствуйте! За то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Читать дальше
