3. К сожалению, Н. Коняев не понял, что у М. А. Рубцова (отца Николая) была многодетная семья, надо было кормить детей (к 1938 г. их было пятеро). Отец семейства работал на тех должностях, на которые его посылало местное руководство. Не имея среднего образования, он за счет русской сметки зарабатывал в системах кооперации и снабжения средства на содержание семьи.
4. На стр. 27 Н. Коняев пишет: “Учили в Никольской школе, конечно, плохо. Преподавателем русского языка и литературы, физкультуры и географии был один человек. Об особых знаниях тут говорить не приходилось. Зато были книги”. Во-первых, это было временно — в годы Великой Отечественной войны. И во-вторых, в любой советской школе учили хорошо. А вот ученики бывают разные. Но, по крайней мере, половина учеников любой школы при советской власти оканчивали институты и техникумы. Я думаю, и Н. Коняев не исключение. И автор этой книги при средних оценках в школе с первого захода в 17 лет поступил в технический институт. И Н. Рубцов получил высшее литературное образование при советской власти. И книги, а не сведения, полученные на уроках, всегда были основным источником знаний.
5. На стр. 30, 31 и 32 Н. Коняев относит стихотворение “Фиалки” (в котором Коля Рубцов просит “хлеба мне, хлеба”) к 1950 году и его жизни в Риге. Но там Рубцов был с воспитателем (по некоторым сведениям), и он жил на командировочные средства от детдома, то есть был обеспечен. А голод Рубцова относится к 1952 году, когда он жил в Архангельске один после окончания техникума.
6. На стр. 44 автор дает следующий посыл: “Никто никогда и не гнал Рубцова...”. Но ведь далее в книге говорится о преследовании Н. Рубцова в 1963-м и 1964 гг. в Литинституте, и Н. Коняев приводит соответствующие документы.
7. На стр. 64 Н. Коняев пишет: “Детдомовское детство было тяжело еще и тем, что даже элементарного представления об азбуке человеческих отношений выходящему в самостоятельную жизнь воспитаннику не давало. Для молодого Рубцова характерно суровое неприятие даже малейших компромиссов, полное отсутствие умения подлаживаться под характер другого человека...”. Да, Рубцов не был и не хотел быть приспособленцем. Вот этому и учили в детдоме. Плохо это или хорошо, судить читателю. На стр. 69 Н. Коняев пишет: “Годы детдома — там равенство было заведомо ущербным — не в счет”. Но именно в детдоме равенство было подлинным. Почему у Коняева такое своеобразное представление о воспитании в детдоме? А вот товарищ Николая Рубцова по никольскому детдому А. С. Мартюков, сейчас главный редактор газеты в Великом Устюге, пишет: “Трудно человеку из семьи понять законы детдомовской общины. Они естественны и обязательны. Дети, родственные по судьбе, крепче сплачиваются. Злоба и ложь отвергаются. Предательство, как и всюду, вне закона”.
8. На стр. 68 Н. Коняев относит стихотворение “В старом парке” к Приютино. Между тем известно, по давно опубликованным воспоминаниям С. Чухина, что это стихотворение написано после посещения Н. Рубцовым вместе с С. Чухиным барской усадьбы с прудом и парком в селе Погорелово на Вологодчине в августе 1966 г.
9. На стр. 84 Н. Коняев приводит слова А. Солженицына о советской эпохе: “...270-миллионный народ мучается на уровне африканской страны, с неоплаченной работой, в болезнях, при кошмарном уровне здравоохранения, при уродливом образовании, сиротстве детей и юношества, оголтелой распродаже недр за границу...” Но все познается в сравнении. Это сейчас большинство населения мучается на уровне африканской страны, когда уровень жизни, промышленность, медицинское обслуживание отброшены на десятки лет назад. А основное население страны по социальным условиям отброшено примерно на 60-е место в мире, а ранее мы были в первой десятке стран мира. Кому это надо, и кому это выгодно? При советской власти государство все-таки заботилось о детях и о матери. Одна правда в приведенной цитате — о продаже недр за границу, но не сказано, что 87% прибыли от продажи получают сейчас владельцы фирм по добыче и продаже ресурсов России, которые принадлежат всему народу.
10. На стр. 92 Н. Коняев приводит высказывание петербурского критика и переводчика Виктора Торопова о том, что “...в “шестерках” у этих бездарей (имеются в виду рабочие поэты из литобъединения) почему-то ходил великолепный поэт Николай Рубцов — его посылали в магазин за дешевой водкой...”. А сколько раз Торопов или Коняев бегали когда-то для кого-то за водкой? Но ведь все отмечают независимый характер Николая Рубцова, и поэтому я не верю В. Торопову, далеко зашедшему в попытке унизить Н. Рубцова.
Читать дальше
