А по обе стороны Карасевки тянулись вразброс окрестные деревни — Букреево, Мальцево, Воронцово и еще дальше — большое раскидистое село Беседино — наш бывший районный центр. А за селениями начинались желтеющие поля. Они полого тянулись кверху и там, на взгорье, упирались в сизую гриву Букреевской рощи. Если же смотреть правее, за Тимский шлях, можно различить в туманной дымке другую лесную гриву, более мощную и протяженную — Тугаринскую рощу.
На всю эту неоглядную панораму, открывшуюся с вершины кургана, мои спутники взирали молча и, как показалось мне, зачарованно... Потом, обернувшись, Евгений Иванович спросил:
— А где же твоя начальная школа, о которой рассказывал?
Деревянная школа, давно закрытая за ненадобностью, стояла особняком за чертой деревни, на выгонном взгорке, и я показал ее писателю. Он перевел взгляд в сторону маячившего вдали Беседино, скрытого наполовину выступом меловой горы, раздумчиво произнес:
— Да, далековато было тебе бегать в райцентровскую школу из своей Карасевки...
— Да не так чтобы и далеко... Три версты — не крюк, как тогда мы шутили, — ответил я с улыбкой. — А другие ребята и по семь верст топали. Только в ту пору это как-то не замечалось...
— Это так, — согласно кивнул Евгений Иванович.
Под нами внизу, пересекая зеленое луговое займище и затемняя травы, плыла, словно бы перетекала округлая сиреневая тень от белогрудого облака, и писатель проследил ее путь, пока не истаяла она за дальним меловым выступом.
— А что, эта площадка на кургане всегда тут была или макушку позднее срезали? — поинтересовался Евгений Иванович.
Этого я не знал, как, думаю, не знал и никто из местных старожилов, а вот разные любопытные истории, связанные с этим курганом, слышал от карасевских стариков еще мальчишкой. И об этом я стал рассказывать Евгению Ивановичу и его спутникам. Основная версия тех старинных преданий сводилась к тому, что на городищенском кургане находилась сторожевая крепость, охранявшая эти земли от набегов татар. Говорили, что вся наша низинная округа в стародавние времена была сплошь под водой, подступавшей к самой горе, и что это море или огромное озеро не под силу было переплыть обычным лошадям, а вот татарские кони будто бы переплывали. И тогда защитникам крепости приходилось пускать в ход огненные стрелы и котлы с кипящей смолой...
— И с какой стороны приплывали татары? Что твои старики говорили? — спросил Евгений Иванович, до этого молча и, как показалось мне, очень серьезно слушавший мои россказни...
— Говорили, будто со стороны Беседино. Там полноводней всего было...
— Так, так...
Евгений Иванович задавал и другие вопросы, относящиеся к истории древнего кургана, но многого я, понятно, рассказать не мог: сам знал, и то мимолетно, лишь то, что от других слышал. Видя, с каким заинтересованным вниманием воспринимает писатель этот курган и все с ним связанное, я, признаться, в полной уверенности подумал, что все это необходимо Евгению Ивановичу для задуманного им большого повествования о древнерусских временах, о чем он как-то вскользь обмолвился в разговоре... Помнится, я тогда наивно спросил у писателя, а не боязно ли приниматься за старину, ведь придется тот древний уклад воспроизводить, а главное — язык той поры...
— Ну язык-то как раз не проблема, как-нибудь слажу, — уверенно отвечал писатель.
Надо заметить, что слово “сладить” было у него одним из часто употребляемых. Бывало, зайдешь домой к Евгению Ивановичу, а он, нацепив очки, выстругивает какие-то деревяшки. “Да вот, — скажет, — хочу для Ромки сладить игрушку”. А то еще спросит: “Как там с твоим рассказом? Сладишь — покажи...”. И показывал не без тайной робости, зная, сколь требователен и строг мастер, и частенько приходилось выслушивать нелицеприятные, порой жесткие, но верные и точные суждения о своем сочинении... Но бывали редкие, правда, и радостные случаи, когда писатель сразу и почти безоговорочно принимал написанное тобой и, более того, сам способствовал его напечатанию. Так было у меня с рассказом о балалайке, который Евгений Иванович предложил для первой публикации в газету “Курская правда”, а затем отослал рукопись в столичный еженедельник “Литературная Россия”. И каким же праздником было увидеть полтора месяца спустя свой рассказ на страницах еженедельника с предисловием Евгения Ивановича! Предисловие было совсем коротенькое, всего несколько теплых строк, но под ними стояла подпись самого Евгения Носова, а это дорогого стоило...
Читать дальше
