Говоря о XVIII веке в истории России, Гоголь писал П. Вяземскому о заключенном в этом столетии “волшебном ряде чрезвычайностей, которых образы уже стоят пред нами колоссальные, как у Гомера. Несмотря на то, что пятидесяти лет еще не протекло. Нет труда выше, благороднее и который так сильно требовал глубокомыслия полного многостороннего историка. Из него может быть двенадцать томов чудной истории, и клянусь, вы станете выше всех европейских историков”. Громом побед славили Россию на всю Европу, как тогда говорили, “екатерининские орлы” — Потемкин, Румянцев, Суворов, Ушаков. Великий пиит Державин, певец государственного величия России, ее ослепительных побед, ее великих полководцев, рассматривал свое бессмертие как производное от бессмертия воспетой им “Фелицы” — императрицы Екатерины Великой. Иноземка по происхождению, она была истинно русской императрицей, преданной России. “Державницей”, как назвал свою книгу о ней В. Ганичев. При ней российскими стали Крым, земли Причерноморья, названные Новороссией. Сравнительно недавно по телевидению передавалась встреча Путина и Буша со студентами Петербургского университета. Наш президент в духе анекдота рассказал аудитории, как в Эрмитаже при осмотре картин было упомянуто имя Екатерины II, на что шедший с ним рядом американский президент воскликнул: “Потемкин?” Зал встретил этот рассказ веселым “понимающим” смехом. Да, для многих этим “пикантным пунктом” и исчерпывается представление об исторической роли императрицы и Потемкина, того самого князя Потемкина-Таврического, который был главой, разумом, вдохновителем таких величайших предприятий, как отвоевание у Османской Турции исконных славянских земель Причерноморья, создание городов Екатеринослава, Херсона, Николаева, Одессы, Симферополя, Севастополя, Тирасполя, Мариуполя, строительство Черноморского флота с выходом России в Черное и Средиземное моря.
Историк в романе виден в широте повествования с охватом большого количества событий, действующих героев, великих военных побед на юге России. Здесь и освоение земель, и строительство новых городов, величие и блеск императорской России. Но здесь и крепостничество, социальные невзгоды казачества (драматический эпизод переселения запорожских казаков Екатериной II на Тамань), напоминающие о себе в сознании мыслящих людей уроки павшей Византии, крупность авторского взгляда на происходящее в стране, на международной арене (наполеоновская Франция, обретение Северной Америкой независимости от Англии). И как итог осмысления своего времени — многозначность новогоднего, с тостами, спора героев о XVIII веке (к спору мог бы присоединиться автор стихотворения “Осьмнадцатое столетие” Радищев, с его оценкой этого века: “Мощно, велико ты было, столетие!.. Столетие безумно и мудро”).
Достоевский в своем “Дневнике писателя” (январь 1881 г.) отмечал такую особенность современной ему литературы, как увлечение беллетристов исторической темой. В 1880 году вышло множество такого рода сочинений, и Достоевский писал по этому поводу о текущей литературе: “Да и в исторический-то роман потому-то ударились, что смысл текущего потеряли”. О нынешней литературе тоже можно сказать, что она “ударилась” в исторический роман, в фантазирование о далеком прошлом, в коллекционирование великих князей и государей, в повторение того, о чем уже написана куча книг. И зачастую фабрикуется все это без больших исторических знаний, с самонадеянностью дилетантов.
Но надо сказать: то, что пишет В. Ганичев (а пишет он о предмете своего однодумья, о XVIII веке российской истории), выгодно отличается от какого бы то ни было рода любительства. Пишет профессиональный историк с чувством ответственности за достоверность фактов, со свободной ориентацией в материале. Из всех героев XVIII века самым близким для Ганичева стал адмирал Ушаков. Сам он объясняет зародившийся интерес к нему “географически”, когда после окончания исторического факультета Киевского университета в 1956 году приехал по назначению работать преподавателем в Николаев. Кстати, там же кораблестроителем работал его брат. Там он и проникся атмосферой строительства русского флота, вник в его историю, почувствовал вкус той “вещности”, подробностей, которыми так насыщено повествование об Ушакове.
В начале своей книги “Адмирал Ушаков” В. Ганичев пишет: “В то время, когда она (Россия), истекая кровью, защищала европейскую цивилизацию от ордынского варварства, Испания, Португалия, Голландия, Италия, Англия, Франция выходили на океанские просторы. Зарождалось океаническое мышление, которое давало простор экономике, науке, торговле, литературе и искусству. России еще предстояло выработать такое мышление и овладеть им”.
Читать дальше
