В данной работе мы не стремимся проанализировать варианты трактовок понятия нации или включиться в дискуссию с их авторами. Мы остановимся лишь на том аспекте, который непосредственно связан с рассматриваемой нами проблемой конструирования образа России как этнически фрагментированного государства.
В 90-е гг. XX в. на фоне разрушения советской общности как крупнейшего надэтнического синтеза в социальных исследованиях появились любопытные примеры подходов к анализу современного общества, общий смысл которых условно можно обозначить как виртуализация социальных структур . В рамках постмодернистских концепций при описании социальной реальности стало модным говорить об “эфемерности”, “воображаемости”, “размытости”, “фрагментированности” социальных структур и объектов. В этом ключе рядом авторов (Б. Андерсон, Ф. Барт, Р. Брубейкер, П. Холл, Г. Уикер) рассматриваются и нации. Отдельные отечественные этнологи, по их словам, “одновременно или даже раньше, чем зарубежные специалисты”2, с энтузиазмом влились в русло постмодернистского социального анализа, что, по их мнению, “...способствовало отходу от трактовки социальных коалиций (групп) как реальных, субстанциональных общностей. Это — прежде всего интерес к так называемым сетевым формам и растущее использование категории сеть (network) как ориентирующего образа или метафоры в теории и конкретном исследовании. Это разработки в области теории рационального действия, которые делают упор на индивидуальные стратегии и на более глубокое понимание феномена групповости (groupness). Это — переход от структуралистских взглядов, при которых группа рассматривается как исходный компонент социальной структуры, к конструктивистским подходам, при которых групповость — конструируемый, контекстный и подвижный феномен. Наконец, постмодернистские подходы вызвали больше внимания к проблемам фрагментированности, эфемерности и эрозии жестких форм и четких границ” 3.
Далее “главным этнологом” России делается следующий вывод: “...В свете этого подхода нацию возможно рассматривать как семантико-метафорическую категорию , которая обрела в современной истории эмоциональную и политическую легитимность, но не стала и не может быть научной дефиницией . В свою очередь, национальное как коллективно разделяемый образ и национализм как политическое поле (доктрина и практика) могут существовать и без признания нации как реально существующей общности”4.
Итак, по мнению авторов, нации — это “метафора”, в реальности они не существуют, научной категорией считаться не могут, а смысловое значение этого понятия зависит от “индивидуальных практик” и от того, как и кем “конструируется” “групповость”.
Вероятно, что такие конструктивистские подходы могут быть полезны при изучении, скажем, американской нации, групповую идентичность которой приходится искусственно “конструировать” и поддерживать при помощи выдуманных традиций, символики, атрибутики (поскольку реальное общее историческое прошлое и реальная традиция у них отсутствуют).
Возможно также, что предлагаемое использование “сетевых форм” и категории “сеть” “как ориентирующего образа или метафоры” могут быть полезными при исследовании таких наций, как армянская, еврейская, которые по самой своей сути являются “сетевыми”. Но для других наций эти подходы вряд ли плодотворны. Постмодернистские характеристики: “воображаемость”, “фрагментированность”, “эфемерность”, “эрозия форм” — применительно к другим нациям, например китайской, — скорее отражают желаемый образ, чем действительный.
Кроме того, если по совету авторов отказаться от категории “нация” из-за множественности ее трактовок, то по аналогии мы должны отказаться и признать “ненаучными” такие категории, как “общество”, имеющее десятки определений: “социальная общность”, “группа”. В социальных науках вообще нет категорий, определяемых однозначно.
Мы полагаем, что слепо копировать чужой опыт, отказываясь от своих научных традиций, непродуктивно. Далеко не всегда западные концепции применимы к “незападной” реальной практике. Реальные нации неоднородны, их трудно “подогнать” под общую для всех концептуализирующую модель, но это не повод считать их “воображаемыми”, “несубстанциональными” общностями.
При всем многообразии национальных моделей их можно условно объединить в три группы:
Читать дальше
