До Вашей книги я читал отдельные главы в “Нашем современнике”, но начальные как-то пропустил. И теперь вижу, что начальный этап моей жизни аналогичен Вашему: голодное и оборванное послевоенное детство, учеба при керосиновой лампе (в селе не было электричества), приезд в Ленинград и поступление в престижный тогда Горный институт, затем работа в Донбассе на шахтах, возвращение в Ленинград, поступление в университет (тогда им. Жданова) на факультет журналистики (вначале он входил в филфак, потом отделился)... Вы правильно пишете, что в те времена образование в провинции было на должной высоте. Конкурс в Горный институт, в котором я учился до поступления на филфак, был большой. Со мной в комнате общежития жили еще трое абитуриентов из столичных “сынков”. Они всячески старались унизить меня: “Куда ты лезешь, деревня? Такой вуз не по твоим зубам. Шел бы ты в ПТУ”. Но на первых же экзаменах двое из них провалились, а третий дотянул на тройках до финиша, но не прошел по конкурсу. А “деревня” стал студентом и в 1957 году получил диплом горного инженера, а позже — диплом журналиста.
На еврейское засилье и отношение евреев к русским я впервые обратил внимание, когда, учась в Университете, приехал на первую производственную практику в Одессу. Вся редакция в газете состояла из евреев, и они, несмотря на мою активность, не опубликовали ни одной моей корреспонденции. Вернулся я из Одессы ни с чем, а практику прошел уже в Ленинграде, в газетах.
Станислав Юрьевич, о многом я хотел бы написать, но боюсь затруднять Вас чтением длинного повествования. Подчеркну только одно: я полностью поддерживаю Вашу деятельность, аналогичными мыслями и воззрениями наполнен и я... Кроме Ваших публикаций глубоко ценю статьи Ксении Мяло, покойного В. В. Кожинова, материалы многих других авторов журнала.
Сейчас я живу на Волге, недалеко от Саратова, переехал сюда насовсем из Петербурга, продав там квартиру и купив здесь домик на тихой зеленой улице. Занимаюсь разведением цветов.
Желаю Вам и Вашим сотрудникам всего наилучшего и успехов в работе!
Николай Алтухов,
г. Вольск
Дорогой Станислав Юрьевич, здравствуйте.
Прочитав А. Бринкена в “Молодой гвардии” (№ 4 — 6, 2004 г.) “Открытое письмо" Вам, я сгоряча чуть с ним не согласился (поддался “логике” мышления).
Но когда увидел его подпись — "сын потомственного дворянина", — меня чуть не стошнило.
А почему не "сын потомственного рабовладельца”? Эти сбежавшие не хотят понять, что они и их предки довели рабство в России до 1861 года, сделали ее посмешищем всего мира. Это они и их родичи гнушались русским языком и говорили по-французски в России — на глазах своего крепостного народа (даже декабристы).
Их турнули! И вот они уже 80 лет льют крокодиловы слёзы.
Ваш ответ краток, точен, но не полон!
Надо было прямо сказать: “Ты — потомок рабовладельцев!..” И они еще устраивают “дворянское собрание”! Они плачут об утерянных имениях! К нам, в Музей артиллерии (а при нём — Музей Кутузова), приезжал потомок Кутузова (из Франции или ФРГ). Зачем? Помянуть предка? Нет! Он хотел завладеть домом М. И. Кутузова на Кутузовской набережной, из которого М. И. поехал в войска в 1812 г.
И когда этот потомок узнал, что о доме хлопочем мы — для расширения музея Кутузова, — он был... горько разочарован (я 15 лет проработал в музее артиллерии).
С ним я разговаривал минут 30, упомянул о смоленском имении Кутузова (моя родина). Он тут же меня покинул: “Еду в Москву, а оттуда в Смоленщину!” Он даже не знал, что Кутузов когда-то на Смоленщине владел имением. Тогда он поехал на Смоленщину, где было имение М. И. Кутузова. Серьезно хотел им завладеть. Вот какие они, “страдальцы” за Россию.
“Какой умный вид у этого болвана”, — сказали о нём сотрудники нашего музея.
И. И. Иванов,
г. Всеволожск
Уважаемый Станислав Юрьевич!
Вскормленный в России, спасённый от уничтожения, бесплатно выученный в лучшем 1-м мединституте Москвы, я, прекрасно работавший на Чукотке хирургом (“еврей-оленевод”), был в своё время ослеплён сионистами и выступал, кричал, ездил из Риги в Москву, в ОВИР, пока не добился выезда в Израиль.
Но теперь, после 40 лет жизни в России и 30 лет антижизни в Израиле, могу всё сравнить и сказать: я преследуем евреями Израиля за то, что смело и прямо говорю правду здесь, в еврейской демократии. Я преследуем здесь с того дня, когда, прожив в Израиле 4 месяца, позвонил отцу моему в Ригу, чтобы он спас меня из этой помойки. Но, видимо, мой разговор с отцом слышал не только КГБ, но и наш Шабак, и мне был отказ.
Читать дальше
