...Все, что может совершить геройство,
на алтарь чудесный я слагаю,
посвящаю я святому праху
твоему, певец счастливый
своего великого народа.
Рассказывают, что Негош во время своей второй поездки в Россию посетил могилу Пушкина в Святогорском монастыре — но факт этот никак не запечатлелся в сознании русского образованного общества. Да и многие ли его представители посещали тогда эту могилу? Практически единицы — и никто из знаменитых. Так что уж не нам укорять славян за недостаточное внимание к Пушкину. И если славянская интеллигенция была евроцентрична, то, уж во всяком случае, не больше, чем сама русская интеллигенция, чьи маршруты культурного паломничества неуклонно вели в одну сторону — в сторону Западной Европы. В обход не только общеславянских, но и своих собственных святынь.
Между прочим, Петр Петрович Негош был светским и духовным правителем независимойЧерногории, так что посещение ее отнюдь не представляло никаких затруднений, не требовало опосредования турецкой канцелярией. Но Черногорию посещали не больше, нежели зависимые Сербию и Болгарию (как, впрочем, не очень-то жаловали их и ставших независимыми). И если русская поэзия оставила нам множество стихов, посвященных Венеции, то не запечатлела ни одного взгляда на Адриатику со славянской стороны (а ведь, говорят, есть на что посмотреть)* — то это, разумеется, не случайность, а органическое выражение основной культурной ориентации.
Сейчас наступает благоприятное время, чтобы восполнить этот пробел — и, может быть, не столько на уровне усердных переводов далеко не всегда первостепенных произведений (этим грешило советское время), сколько путем более глубокого проникновения в суть тех духовных энергий, присутствие которых в славянском мире ощущали европейские мечтатели. Неужели все они ошибались? Это кажется невероятным — о слишком крупных умах речь.
Хорошо бы выполнить эту работу вместе — ведь, может быть, ещё не все чехи солидарны с Николаем Шмелёвым в оценке эпохи Яна Гуса и Яна Жижки как временного “бузотёрства”, от которого чехи вовремя очнулись и занялись делом более достойным цивилизованных людей, — варением и питием пива?* А болгары, возможно, ещё не полностью забыли, как сотрясли они устои средневековой Франции и Италии в XI—ХII веках, вызвав гнев самого Бернара Клервосского?
Конечно, накопленный Россией культурный потенциал позволяет ей выполнить такую работу и самостоятельно. Но вот тут-то и возникает главный вопрос: хочет ли она её выполнить, сохранился ли в еёдуше тот сокровенный славянский пламень, отблески которого ловили мечтатели?
Либо же она тоже согласна на даже не второстепенную, как западные и южные славяне, а третьестепенную роль в ЕС и НАТО? Если так — то славянскую тему можно действительно считать закрытой, но тогда почему бы на авансцену и впрямь не выступить новому Карлу Великому.
Митрополит ВЕНИАМИН (ФЕДЧЕНКОВ) • Духовный лик Польши (Вступление Ст. Куняева) (Наш современник N9 2004)
Молодая издательская группа “Скимен”, занимающаяся изданием богословских, философских, исторических трудов, мемуаров и дневников, в последнее время обратилась к наследию выдающегося русского духовного писателя митрополита Вениамина (Федченкова, 1880—1961 гг.).
Это имя после публикации книги его воспоминаний “На рубеже двух веков” сразу стала широко известно в среде православных читателей.
Владыка Вениамин, занимавший во врангелевском Крыму пост епископа армии и флота, прожил долгую и яркую жизнь. Эмиграция 1920 года в Турцию, рождение русской зарубежной церкви, жизнь в католической Европе, переезд в США, где он занял пост экзарха Московской патриархии, поддержка мощного патриотического движения за рубежом во время Великой Отечественной войны — участие в январе 1944 года в работе поместного собора русской православной церкви, служение после войны владыкой в Рижской и Ростовской епархии и, наконец, уход на покой в Псковско-Печерском монастыре, где его приняла родная земля — вот головокружительные этапы его судьбы.
Владыка Вениамин был в Америке членом Национального Комитета славянского конгресса, собирал средства для советских госпиталей, помогал нашим дипломатам в организации встреч с Рузвельтом, к которому был вхож в любое время.
Но одновременно он никогда не забывал о стратегических опасностях для России, исходивших от буржуазной Европы, от Ватикана и католичества, от вечной русофобской соседки России — Польши. Именно анализу отношений с последней посвящена только что вышедшая в “Скимене” его работа “Духовный лик Польши”… Вечная тема — “Шляхта и мы”, но разработанная аж в 1939 году.
Читать дальше
