Григорий Гольденцвайг - Клуб, которого не было

Китайские фонарики на кухне поменять на свежий бамбук. И к бабушке все это. К бабушке. К бабушке.

Наташа звонит вечером. Я бегу по переходу, краем глаза прочесываю ассортимент ларьков (светопреставление: на Тверской начали торговать журналами Wire и Q) и Наташу слышу совсем урывками: «Тебе позвонит… Попробуй… Знаем, что крепко сидишь… Ни к чему не обязывает… Наташа – суицидальная тростиночка, Ума Турман польско-белорусских кровей. По диплому режиссер культмассовых мероприятий. Язва. Из-за Наташи молодые люди регулярно обещают поубивать то друг друга, то себя, то саму Наташу. Наташа про это с какой-то пионерской гордостью всегда рассказывала: а наше звено опять первое по

макулатуре! – я слушал рассеянно, потому как это ведь для девочек рассказ, а мы с Наташей просто дружили, пока она очередной Лучший Музыкальный Клуб пиарила на всю страну. Наташа недавно приехала из Витебска, и до Лучшего Музыкального на Маяковке ей с улицы Правды было полчаса пешком.

В какой-то момент жизнь изменилась: Наташа приехала ко мне на миниатюрном джипе с коробкой эклеров и горделивым рыжим окрасом. Сообщила, что жизнь удалась, бойфренд – герой, прикупил клубик и теперь они там с девочками тестируют выпекателей эклеров и прожигателей винила. Блюдо из-под эклеров я на память приватизировал – и тогда же про Наташину радость бодро отрапортовал в модном журнале.

Пока у Наташи в «Думе» салон Анны Павловны Шерер, неведомый мне бойфренд, оказывается, еще один клуб прикупил. Арт-дивизион собирает.

А я – и сам об этом постарался забыть – втирал населению про клубную жизнь четыре года. Это я, начинающий клевать носом уже в четыре. Я, никогда не пробовавший кокса. Я, которому по барабану искания диджеев с района, если это не умница Антон Кубиков или друг Миша Ковалев. Время вышло: мне двадцать восемь, еще чуть-чуть – и будешь себя чувствовать в клубе воспитательницей на детском утреннике. Тоже мне радость. Какой там крем от морщин наш дьюти-фри рекомендует? Нет-нет, очевидно: если человек в тридцать по клубам шарашится – или он там работает, или ду-ду; поэтому, пока песок не посыпался, пора самому менять поле деятельности – и поменял, и тему закрыл, и в три часа баиньки, и в клуб восточнее Стокгольма – ни ногой.

Так, говорит Наташа, он тебе позвонит с предложением. У журнального киоска в переходе связь прерывается.

Дело государственной важности – впервые переговариваемся не на нарядном балконе над «Пушкиным», а в закупоренной переговорной в подвале. Открывается клуб, клуб открывается; нужна команда, команда нужна. Нормального хедхантинга – с бабой в строгом костюме, пролистыванием резюме и вопросами о социальном пакете – в этой жизни у меня не будет. Сидим на столе, болтаем ногами. Игорь стрижен под ноль, и это мне непривычно, потому что в последний раз я его наблюдал лет пять назад с очень приличным хайром; но знакомы мы тогда толком не были. Я у него интервью брал. Допытывался, зачем он нетленку Depeche Mode доверил перепевать на трибьют-альбоме «Тараканам!» и школьнице по имени Пелагея.

Игоря позвали строить клуб. Игорь перечитал подшивку модного журнала – и вызвонил меня. Спасибо, добрые люди заранее предупредили.

Я-то про себя согласился еще до того, как мы заперлись в подвале (спасибо органам – клуб, баня, зоомагазин: меня сейчас все обрадует). Для вида воздымаю очи горе и медленно кручусь в кресле. Десять с чем-то лет назад Игорь, выпуская музыку по западным лицензиям, не подозревая о том, внес в систему моих координат Ника Кейва, Dead Can Dance, Prodigy, Depeche Mode, которых он отчаянно издавал и продавал здесь в штормовые девяностые. Они появились в моем списке и раньше – но те пиратские кассеты с ксерокопированной обложкой, что покупались в ларьке на Новом Арбате, были слизаны с его релизов. Мне кажется, он на девяностых так и не заработал.

Десять лет назад я бы сошел с ума от счастья, если бы он мне предложил отвечать на телефонные звонки.

Наташе я вынес мозг – по деньгам не кинут? Не рискованно? Серьезно? Наташа хмыкнула и с неподдельным задором продолжила: «Клубный бизнес – помойка. Всегда и при любой погоде. Но тебе будет интересно. Смотри, как знаешь».

– Про белую зарплату я поговорю, – чешет подбородок Игорь. – Ну и трудовую можно положить.

Это аттракцион неслыханной щедрости – или обычный блеф: количество туго стянутых резинкой денежных котлет, только на моих – посторонних – глазах передававшихся в грязных арт-директорских закутках по всей Москве, от «Дягилева» до «Китайского летчика», доходчиво свидетельствует: белого в этом виде искусства нет ничего.