Наконец специалистам удалось расчистить фундамент «Розалии», и там они нашли могилу основателя династии Яха К'ук Мо. Мне остается сказать главное: ни один археолог не смог изучить захоронение, так как могила до краев была наполнена высокотоксичной ртутью! Феноменально! Наконец один из специалистов, облаченный в защитный костюм, опустился в наполненную ртутью могилу. Было установлено, что там лежал не учредитель династии, а женщина. Несколько глубже находилась следующая камера. Далее шахта вела в мужскую могилу с «высокоценными подношениями» [102]. Специалисты до сих пор умалчивают о том, что это были за подношения — так происходит всегда, когда нужно скрыть от людей какую-то необычную правду.
Впрочем, в новом музее Копана туристы могут любоваться превосходной копией «Розалии» и ее устрашающими масками. На первый взгляд ощущаешь себя в Древней Индии, хотя все происходит в Центральной Америке. Можно только сравнивать орнаменты или черты скульптур там и здесь или же храмовые пирамиды в Центральной Америке с аналогичными постройками в Индии. Как там говорилось в «Катхасаритсагаре», индийском собрании древних текстов? «Летающая повозка никогда не заправлялась, и она могла доставить людей в дальние земли по ту сторону морей…»
У наших археологов нет фантазии, поскольку им и не нужно ее иметь. Археология — это абсолютно консервативная область исследований. Ею занимаются очень умные, духовно богатые люди, которые в своих институтах вынуждены, как говорится, хлебать одну и ту же кашу, круто заправленную маслом эволюционной теории. А согласно этой теории, все в мире развивается медленно, статично и строго последовательно. Специалист по Центральной Америке ничего не знает о древнеиндийских мифах, да и не интересуется ими. Специалист по Египту едва ли читал что-то о доисторических постройках на перуанских плоскогорьях. Индолог никогда не изучал Ветхий Завет и, соответственно, не имеет представления об устройстве космического корабля из книги пророка Иезекииля. Если бы он знал об этом, то, вероятно, задумался бы о прямых связях, и здесь бы его ожидали феноменальные открытия! Но стоп — такое невозможно. И все потому, что наука, изучающая древности, в принципе не признает никаких связей между континентами в отдаленные исторические эпохи.


Боги или люди? Никто не знает. Фигура держит пальцами какой-то пульт у себя на груди.
Внеземные контакты? Реальные боги тысячелетия назад? Едва ли! Покаемся, пока не поздно! И эксперт, еще не утративший способность сопоставлять и анализировать, поостережется обсуждать с коллегами те находки, которые не вписываются в общую картину мира. И, тем более, не будет писать об этом, чтобы не сделаться всеобщим посмешищем. То, чего не должно быть, — быть не может. Стоит ли удивляться тому, что интереснейшие находки не становятся достоянием общественности, а оказываются в столе? И еще хуже: даже специалисты ничего не узнают о таинственных находках!
По той же схеме складываются отношения и со средствами массовой информации. Пока какой-нибудь журналист не стал завотделом культуры или совсем уж главным редактором, он должен доказывать лояльность по отношению к науке и свою полную «серьезность».
И то и другое берет свое начало от вышеупомянутой общей «каши». Точно так же как археолог не может представить общественности свою сенсационную находку, если та не укладывается хоть в какую-то общепринятую схему, так и ни один серьезный журналист не станет публиковать действительно сенсационное сообщение, если он заранее не застрахуется у специалистов. Однако те никогда этого делать не будут. Почему — смотри выше. При такой хорошо функционирующей системе неудивительно, что общество пребывает на уровне позавчерашних знаний и при этом ему еще внушают, что нынешние знания — апогей мировой науки.
В свете всего сказанного, я нахожусь среди тех немногих, кому удается вовремя узнавать от специалистов что-то необычное. Правда, это приходится делать скрытно и, кроме того, обязательно оговаривать условия конфиденциальности. Это напрямую относится и ко мне. Происходит следующее: я не хочу подводить своих знакомых и доставлять им неприятности. Кроме того, я нарушил бы чисто человеческие отношения и поток информации для меня бы иссяк. Что делать, чтобы разорвать этот порочный круг? Обычно я спрашиваю того, кто доверяет мне информацию, могу ли я воспользоваться ею и в какой мере? Разрешение дается всегда с просьбой: никаких имен и фамилий. В результате у меня возникают противоречивые чувства. Приятное чувство такое: я не выдал информатора, не подвел его. А неприятное — я удерживаю при себе ценные сведения. Какому из них отдать предпочтение? Ведь я дал слово людям. А в средствах массовой информации уважают конфиденциальность. Ни одного журналиста не могут вынудить назвать имена своих информаторов.
Читать дальше