Флетчер Прэтт - Битвы, изменившие историю

Принц Евгений добился некоторого успеха в Италии, действуя от имени империи; его вызвали в Вену, чтобы возглавить оборону, но гарнизон был очень слаб, вначале не более 10 тысяч человек против 50 тысяч франкобаварцев, если не больше. Он связался с Мальборо, или Мальборо связался с ним, соблюдая полную секретность (чтобы не пронюхали голландские чиновники и императорский военный совет), и согласовал с герцогом план кампании. В то время главная французская армия находилась в Нидерландах; другая у Мозеля, к северу от Меца; еще одна в Бадене под началом маршала Таллара, не считая войск Марсена и курфюрста Максимилиана в Баварии. С наступлением весны главный армейский корпус Евгения Савойского, понемногу получающий подкрепления, выступил на запад, чтобы присмотреть за Талларом в Бадене. План Мальборо, как он был представлен голландцам, заключался в том, чтобы подойти к Мозелю. Итак, 25 мая он двинулся в Кобленц, где Мозель впадает в Рейн, но не повернул вверх по Мозелю, а перешел Рейн и отправился на восток, в направлении Баварии и Дуная.

Поход по плохим дорогам с громоздким транспортом по современным понятиям был очень медленным, но относительно скорости передвижения и распространения информации, типичным для той эпохи, он несся с реактивной быстротой. 3 июля Мальборо был у крепости Донауверт на Дунае, представлявшей определенную важность. Он взял ее приступом с первой попытки, причем франко-баварские войска потеряли 10 тысяч человек, и затем принялся так рьяно разорять баварскую землю, что известие об этом заставило курфюрста издать крик муки и вызвать армию Таллара из Бадена. Евгений Савойский не замедлил соединиться с Мальборо в начале августа и двинулся вперед, к деревне Бленхейм, где на берегу Дуная стояли франко-баварские силы.

60 тысяч солдат Марсена и Таллара заняли боевой порядок позади заболоченного ручья, правый край закрепился в Бленхейме и на речном берегу, левый в селении Оберглау. Они не ждали сражения, поскольку у Мальборо и принца было только 56 тысяч человек. Было немыслимо, чтобы кто-то атаковал такие сильные позиции. Но утром 13 августа 1704 года имперцы и англичане выступили вперед как бы для разведки и продолжали наступать. Таллар допустил ошибку, сконцентрировав пехоту в двух деревушках; Евгений прижал его левый край в Оберглау и буквально осадил его. Мальборо при помощи нескольких отрядов необычно стойких пруссаков сделал то же в Бленхейме и затем прорвал кавалерию вражеского центра. К тому времени, когда над дымящимся полем сгустился вечер, Франция и Бавария потеряли убитыми, ранеными и пленными 38 609 человек, и сам Таллар был захвачен.

Теперь победа была решающей; но область ее действия оказалась невелика, кроме того, она имела характер отрицания. Бленхеймская победа решила, что Виттельсбахи не заменят Габсбургов на императорском троне, что империя не выйдет из войны, а Франция не установит гегемонию в южной Германии. Но она не решила исход войны на остальных территориях. В 1705 году Мальборо вернулся в Голландию, чтобы защищать ее границы, задержанный нехваткой людей и денег, тогда как Евгений отправился в Италию, в долину реки По.

В 1706 году Мальборо собрал достаточно войск, заручился высочайшими соизволениями, чтобы предпринять новое наступление, и выиграл еще одну битву при Рамильи. Результатом ее стало то, что испанские Нидерланды с Брюсселем, Дюнкерком, Антверпеном и Лувеном попали в руки альянса. Евгений Савойский разбил французов при Турине и отнял у них и испанцев всю Италию. В 1708 году оба военачальника снова оказались вместе и выиграли знаменитое сражение при Уденарде; в 1709 году они разбили французов при Мальплаке в «смертельной битве». Но потом не происходило ничего, кроме новых маневров и осад во Фландрии, Брабанте и Лотарингии. К 1713 году воина постепенно сошла на нет.

По условиям мира испанские Нидерланды и испанская Италия были переданы империи. Таким образом, битвы при Рамильи и Турине задним числом стали решающими, как и Бленхейм. Шаблонные кампании с крепостями, тихоходными армиями, воздерживающимися от сражений; объединенными государствами, легко способными восполнить потери, и опасениями, что сегодняшний союзник станет завтрашним врагом, привели к тому, что оборона приобрела большую важность, чем нападение. Равновесие сил было достигнуто, экспансии государств положен предел; на поле боя не осталось идей и идеалов, только мелкие перемены в рамках одной системы, которые решались в сражении, но без ненависти. Искусство войны от призывных пунктов до пороховых заводов больше не позволяло решать важные вопросы в ходе войны или с помощью войны.