Флетчер Прэтт - Битвы, изменившие историю

Наполеон был первым, кто понял, что армии стали слишком велики для оперативных изменений, что линию фронта в 70 тысяч человек и семь миль длиной ни взгляд, ни ум не может контролировать непрерывно. Часто армии восточных народов бывали даже больше тех, что бились при Аустерлице, но их полководцы не старались внести в сражение какую-либо скоординированную тактическую схему; дело состояло лишь в том, чтобы сойтись и дальше ждать, чем кончится битва. На поле Аустерлица проявилась новая система, позволяющая осуществлять четкое управление огромными национальными армиями, которые стали продуктом всеобщей воинской повинности, введенной после Французской революции.

Но это знание досталось ему дорогой ценой. Большая тактика Наполеона предполагала, что соединения до 15 тысяч человек должны действовать согласно назначенному плану и не имели права отойти от него, пока не выполнят задачу. (Колонны атакующих на Працене все же развернулись в другом направлении, но не раньше, чем уничтожили Милорадовича.) Такая тактика не только подразумевала предварительное планирование хода битвы, но и требовала, чтобы подчиненные командиры проявляли лишь ограниченную инициативу. Во всяком случае, так было в дни Наполеона, прежде чем кто-либо, кроме него, понял значение новой тактики.

Одну из причин конечного военного упадка наполеоновской империи можно увидеть в том, что подчиненные не имели возможности проявить инициативу, что младший офицерский состав, бравший инициативу в свои руки, не имел возможности ее развить. В основном наполеоновских маршалов критикуют за то, что они умели возглавить, но не руководить. Конечно, Даву и Массена были исключениями; но при стремлении Наполеона распространить приемы большой тактики на стратегическое планирование и самолично управлять армиями, действующими на всей территории Европы, даже эти двое никогда не имели шанса наилучшим образом применить свои умения и опыт. Можно сказать, что Французская империя погибла по той причине, что у нее был только один человек, способный командовать армией в 50 тысяч человек и больше, а изобретенная им большая тактика не позволила ему взрастить себе преемников. Когда союзники победили Наполеона, они разгромили все его армии, кроме той, которой командовал он сам. В союзных войсках не было равных ему полководцев, но было много равных его маршалам.

И все же недостаток наполеоновского метода заключался не в самом методе, а в его воплощении, например в коммуникациях. Во время испанских кампаний офицеры получали точные и подробные приказы, требовавшие от них следования определенному курсу, и продолжали получать такие приказы, хотя они больше не учитывали изменившейся обстановки. Наполеон изобрел нечто новое, но не обладал инструментом, который позволил бы применить это на более значительном поле битвы, чем Аустерлиц, а он пытался применять свое изобретение везде. Французская империя рухнула вследствие этой ошибки; но лишь Французская империя, но не Французская революция и те перемены, которые она принесла.

Если концепция всемирного государства погибла в Люцене, а концепция всегерманской империи в Торгау, то в Аустерлице потерпели крах имперские притязания на владычество в тех землях, которыми в незапамятные времена владел Карл Великий, император Священной Римской империи. До кампании 1805 года эти притязания оставались, как бы туманны они ни были. Георг III Английский по-прежнему считался курфюрстом Ганновера, Максимилиан-Иосиф – курфюрстом Баварии, оба теоретически имели право на управление империей. Но после этой кампании Священная Римская империя превратилась в призрак, который бродил по Европе еще в течение ста тринадцати лет, прежде чем окончательно пасть, но ее судьба на самом деле решилась на поле Аустерлица.

Больше не было ни одной реальной точки опоры для влияний, представленных Фридрихом Генцем, как и для любой силы, которая могла бы оспорить идеи Французской революции, упроченной Наполеоном. Война продлилась столько, сколько он был у власти, но и война не помешала упрочению. После того как союзники отделались от человека, названного ими «чудовищем», они поняли, что могут только замаскировать оставшееся после него прочное здание. Возникло новое общество; и остальная Европа смогла только избавиться от того, кто сделал это общество жизнеспособным.

Вначале никто не понял значения Виксберга. Он даже не играл существенной роли в системе фортификационных сооружений, которыми Конфедерация надеялась защитить свои естественные границы на западе и оказать давление на северные штаты бассейна Миссисипи, закрыв выходы для их товаров. Такова была первоначальная концепция: наземная блокада водного пути. Для 1861 года этот проект казался вполне разумным. С тех пор как после революции дела на старом Северо-Западе пошли на лад, река Миссисипи стала естественным средством доставки тамошней пшеницы, говядины, свинины, древесины и даже питтсбургских промышленных товаров. Кое-что сплавлялось в Буффало по озерам для последующей перевозки по каналу Эри, да и железные дороги потянули к долинам стальные щупальца, но главной транспортной артерией оставалась великая река.