Анатолий Аврус - Статьи

Но покуда всем этим, - и еще многим другим, о чем говорить здесь не время и не место - армия не была расшатана в конец, разве русский солдат Первой мировой войны был хуже своих предков или потомков?

Прислушаемся к голосам немецких военных специалистов -К. Гессе ("Der Feldherr-Psychologos"), M. Шварте ("Der Grosse Krieg 1814-1918"), Франсуа ("Manenschlacht und Tannenberg"). Везде натолкнетесь вы на самые лестные отзывы о русских - "хороших по природе" бойцах, "храбрых, упорных, умело применяющихся к местности", окапывающихся, "как по мановению волшебного жезла". Вы узнаете, как об упорство русского сопротивления "разбивались боевые достоинства лучших немецких корпусов, вплоть до знаменитого Макензеновского 17-го корпуса" или до не менее прославленных померанских гренадер. Выше всякой похвалы оценивалась немцами русская артиллерия, то обрушившая на атакующих "огненную бурю", то воздвигавшая перед ними заградительным огнем "невидимую огненную стену". Этот огонь заставлял залечь, не подымая головы и не слыша сигналов к атаке; он "сеял панику, побеждавшую самую прочную дисциплину, дисциплину восточно-прусских полков". А русская пехота? За нее говорило немое красноречие фактов: "покрытые убитыми русскими поля сражений показывали, как тяжелы были потери русских, а также - как храбро сражались они...".

Факты - упрямая вещь. Если "красный" генерал Верховский23 с ужасом рассказывает нам о доблестной борьбе дивизий и корпусов, терявших в бою более половины своего состава, то ведь и "контрреволюционный" ген. Головин повествует о таких же случаях с потерею в 74%.

Правый Гучков24 во втором году войны подводил кошмарный итог: "начали войну с 5 милл. солдат, из них потеряли уже около 4 милл.". А сторонний наблюдатель, французский посол Морис Палеолог, доносил из Парижа: "Каждое сражение представляет для русских войск чудовищную гекатомбу". У него было и утешение: "русский народ безропотно приносит эти жертвы". Кажется, он забывал, что имеет свои пределы и безропотность "всевыносящего русского племени", особенно когда оно не видит, что же собственно оплачивает оно такой неслыханной ценой.

Кто смеет в эту армию бросить камень?

Повторяем: да, русский солдат Первой мировой войны был оклеветан!

Враги, обменивавшиеся с ним тяжкими ударами, - и те отнеслись к нему справедливее, чем его собственные, ослепленные политическими страстями командиры старого закала, русский солдат всегда был сколком с многострадального народа русского.

Его тиранили Клейнмихели25, Аракчеевы26, над его отцами, матерями, сестрами и детьми издевались то опричники Грозного, то просто наемные черкесы - объездчики новопомазанных помещиков из царских или царицыных фаворитов, а он верною службой защищал и расширял пределы государства, каково бы оно ни было, вместе со всем очередным его историческим тиранством.

Его возглавляли порой истинные полководцы, прирожденные организаторы народной самозащиты, а чаще полководцы липовые, обязанные возвышением своим не таланту, а политической, придворной угодливости. Он вырастал при первых и претерпевал последних. Он выпрямился во весь свой рост, когда было налицо самоочевидное оправдание войны, как войны отечественной или войны за свою и чужую свободы.

И он воевал через силу, со смертью в душе, когда приходилось служить воинским авантюрам, смысл которых был для него ребусом на неизвестном языке Он знал, что делал, когда низвергал власть ханов Золотой Орды; но лишь злая ирония истории могла увенчать его победное усилие тем, что ореолом ордынского деспотического величия окружили себя отныне его собственные владыки.

Он знал, что делал, сто тридцать лет тому назад, сваливая в бездну "отяготевший над царствами кумир" и "своею кровью искупая Европы вольность, честь и мир"; но злою ирониею истории было, - когда этот всеобщий освободитель и искупитель, вернувшись домой, должен был сам по-прежнему носить постылые крепостные цепи. Ныне, когда пережившая великую русскую революцию и встряхнутая ею родина наша имеет бойца, не менее стойкого и мужественного, но более сознательного, культурного и интеллигентного, чем солдат прежних времен; ныне, когда доблесть его сопротивления нацистскому нашествию стерла все былые счеты и трения и распахнула настежь для Советского Союза вход в великий мировой союз свободолюбивых народов, - было бы такой же злой иронией, если бы он после победы вернулся на родину, не преображенную и не просветленную внутри духом тех же великих начал, во имя которых вырвано с корнем международное зло тоталитарных диктатур.