При этом структурные фонды ЕС обусловливают выделение средств жесткими условиями, которым сложно соответствовать. Так, в 2007 году Румыния могла получить 2 млрд. евро, но смогла использовать лишь 400 млн. евро из фонда рыболовства. В то же время ее взнос в бюджет Евросоюза составил 1,1 млрд. евро (1,8% ВВП), то есть Румыния стала не бенефициаром, а донором Евросоюза, и возникли опасения закрепления этого положения.
Во всей Восточной Европе мы видим массовую скупку активов, в ходе которой западные корпорации становятся хозяевами не только банковских систем, но и всей экономики, а через неё — и всей политики стран Восточной Европы. Показателен провал попытки выработать стратегию развития экономики Румынии: выяснилось, что её будущее в решающей степени определяется не национальными властями, но корпорациями "старой" Европы. Если это суверенитет, то что такое колониальная зависимость? И где тот суверенитет, который от России по инерции требуют признавать и уважать?
Развитые страны (в том числе в рамках Восточного партнерства) действуют (возможно, бессознательно) по принципу "Возьмите наши стандарты, а мы возьмем ваши ресурсы и уничтожим то, чем вы можете конкурировать с нами". В целом всё это напоминает не интеграцию, а неоколониальную модель.
БЮРОКРАТИЧЕСКАЯ ИМПОТЕНЦИЯ
Такая внутренняя дифференциация ЕС оборачивается серьёзным различием интересов его членов, которое, в свою очередь, превращает практически все значимые решения в плоды сложнейших многоуровневых компромиссов.
Вступление в силу Лиссабонского договора облегчило этот процесс (введя формальный критерий достаточности поддержки при принятии решений), но одновременно обострило внутреннюю напряженность в ЕС, создав угрозу того, что некоторые страны часто будут оказываться в меньшинстве, а малые страны станут заметно менее значимыми.
Однако многоуровневый компромисс как основной инструмент выработки решений сохранился — и, соответственно, корректировать их после выработки по-прежнему крайне сложно, что сохраняет поразительную негибкость позиции Евросоюза. Поскольку эта позиция естественным образом вырабатывается без участия третьих стран (например, России), она, как правило, оказывается негибкой за их, в том числе и за наш счет.
Заранее принятые и не подлежащие корректировке решения затрудняют плодотворную дискуссию с представителями ЕС. Евробюрократ напоминает магнитофонную кассету с записью соответствующей директивы и велеречивыми рассуждениями о компромиссах, толерантности, взаимопонимании и других выхолощенных европейских ценностях.
На деле же демократия и компромиссы понимаются как безоговорочное подчинение требованиям евробюрократа, то есть как прямой и безапелляционный диктат. При этом европейцы не видят внутренней противоречивости свойственных представителям Евросоюза проповеди толерантности и авторитарного навязывания демократии.
Однако это далеко не самое худшее.
УТРАТА ЦЕННОСТЕЙ
Культурная и хозяйственная разнородность ЕС объективно обуславливает, как это было и в Советском Союзе, необходимость высокой идеологизации системы управления, так как именно идеологизация создает систему сверхценностей, ради которой можно жертвовать текущими материальными и иными интересами.
Однако идеологизация чревата снижением качества решений, что мы также видели на примере СССР. Кроме того, в настоящее время основа этой идеологизации — европейские ценности и расширение сферы их применения, то есть расширение Евросоюза, — сталкиваются с двумя фундаментальными вызовами.
Прежде всего противоречие между политическим равноправием его членов и различным уровнем их развития, как хозяйственного, так и культурного, — ослаблено Лиссабонским договором за счет равноправия. Надежды же на быстрое "подтягивание" новых членов к лидерам оказались столь же беспочвенными, сколь и аналогичные надежды советской цивилизации на ускоренное развитие "национальных окраин". Таким образом, ЕС сделал шаг назад от равноправия, что представляется существенной эрозией европейских ценностей.
С другой стороны, кризис, по всей видимости, остановил расширение как самого Евросоюза, так и еврозоны: у развитых стран больше нет ресурсов для расширения, а страны-кандидаты не могут выполнять требования для приёма. (Исключения: например, Хорватия для ЕС и Эстония для зоны евро — своей незначительностью лишь подтверждают это правило). "Восточное партнерство" — лишь паллиатив, способ привязки к себе элит стран-соседей и расчистки юридического пространства для экспансии европейского бизнеса.
Читать дальше