Я не поддерживаю подобные речи, слишком резкие и слишком мрачные, я не иду так далеко. Нет, героический народ июля и февраля не выродится никогда. Праздность, столь гибельная для цивилизации, возможна в Турции; в Турции, но никак не во Франции. Париж не будет брать пример с Неаполя; никогда, ни при каких обстоятельствах Париж не будет брать пример и с Константинополя. Никогда, кто бы этого ни захотел, никогда никому не удастся превратить наших благородных и разумных рабочих, читающих книги и мыслящих, умеющих рассуждать и умеющих слушать, никогда никому не удастся превратить их в ладзарони в мирное время и в янычар в случае войны. Никогда! (Сильное волнение в зале.)
Слова «кто бы этого ни захотел», только что произнесенные мною, вырвались у меня случайно. Мне не хотелось бы, чтобы вы усмотрели в них заднюю мысль, попытку намеками обвинить кого-то. В тот день, когда я сочту необходимым обвинять, я буду обвинять, а не изъясняться намеками. Нет, я не думаю, я не могу подумать — я говорю это с полной искренностью, — что подобная чудовищная идея могла созреть в чьем бы то ни было мозгу и в особенности в мозгу одного или нескольких из наших правителей — идея превратить парижского рабочего в кондотьера и создать в самом цивилизованном городе мира из чудесных людей, составляющих его рабочее население, мятежников-преторианцев на службе диктатуры. (Продолжительное движение в зале.)
Нет, подобной мысли ни у кого не возникало. Такая мысль была бы кощунством по отношению к народу (Возглас: «Правильно!») Горе тем, кому она когда-либо взбредет в голову! Горе тем, кто попытался бы провести ее в жизнь! Ибо народ — не сомневайтесь в этом, — народ, с присущим ему умом, тотчас разобрался бы в этом и в тот же день поднялся бы как один человек против этих тиранов, прикидывающихся льстецами, против этих деспотов, переодетых в угодников, и он был бы не только суров, он был бы страшен. (Возгласы: «Превосходно! Превосходно!»)
Отбрасывая подобный ход мыслей, я ограничусь тем, что скажу: даже если мы оставим в стороне вопрос об ущербе, причиняемом национальными мастерскими нашим финансам, то национальные мастерские, в том виде, в каком они существуют сейчас и грозят оставаться в будущем — об этой опасности вас уже предупреждали, и я тоже настаиваю на ней, — могли бы непоправимо исказить характер парижского рабочего.
Так вот, я принадлежу к числу тех, кто не хочет допустить искажения характера парижского рабочего; я принадлежу к числу тех, кто хочет, чтобы эта благородная порода людей сохранила свою чистоту; я принадлежу к числу тех, что хочет, чтобы рабочие сохранили свое мужественное достоинство, свой вкус к труду, свою храбрость, одновременно и плебейскую и рыцарскую; я принадлежу к числу тех, кто хочет, чтобы эта благородная порода людей, которой восхищается весь мир, оставалась достойной восхищения.
Почему же я хочу этого? Я хочу этого не только ради самих парижских рабочих, я хочу этого ради всех нас; я хочу этого во имя той роли, которую играет Париж в мировой цивилизации.
Париж в настоящее время является столицей всего цивилизованного мира…
Голос с места.Это всем известно. (Смех в зале.)
Виктор Гюго.Безусловно, это всем известно! Я восторгаюсь тем, кто меня прервал! Было бы странно и невероятно, если бы Париж был столицей мира, а мир ничего об этом не знал. (Возгласы: «Превосходно!» Смех.) Я продолжаю. Чем некогда был Рим — тем стал теперь Париж. То, что Париж советует, Европа подхватывает; то, что Париж начинает, Европа продолжает. Париж играет важнейшую роль среди всех наций. Париж облечен привилегией совершать в определенные эпохи, властно, а иногда даже грубо, великие дела; свобода 1789, республика 1792, июль 1830, февраль 1848; и кто же совершает эти великие дела? Мыслители Парижа их подготовляют, а рабочие Парижа их осуществляют. (Различные выкрики в зале.)
Вот почему я хочу, чтобы рабочий Парижа оставался таким, каков он есть: благородным и отважным тружеником, солдатом, если того требуют высокие идеи — идеи, а не мятеж (сильное волнение в зале), — зачинателем, подчас отчаянным, революций, великодушным, рассудительным, разумным и бескорыстным. Вот в чем состоит великая роль парижского рабочего. И я с негодованием отметаю от него все, что может его развратить.
Вот почему я становлюсь в оппозицию к национальным мастерским.
Необходимо, чтобы национальные мастерские поскорее превратились из учреждения вредного в учреждение полезное.
Читать дальше