Лев Шестов - Послдений привет

Перечитывая то, что осталось у нас от J. Rivière'a и между прочим его "Introduction" к "Miracles" [2] Alain Fournier. Miracles. Gallimard, Paris 1925. безвременно погибшего Alain Fournier (введение, которое нам не меньше рассказывает о самом Rivière'e, чем о Fournier) я, дойдя до места (ст. 17), где он делится с читателем своими впечатлениями от чтения "Tel qu'en songe" Henri de Regnier, вспомнил другие когда-то поразившие меня стихи этого же поэта:

И теперь они мне показались еще более глубокими и значительными. И еще показалось мне, что когда J. Rivière писал свое introduction , они как бы стояли пред его глазами. Он чувствовал, что, если он захочет "строить на прочном граните", может быть и удастся сохранить для потомства кое-что из написаного Fournier, но самого его спасти не удастся. "Вечное время" беспощадно пожрет и проглотит и его, как уже пожрало и проглотило несметное количество молодых и старых человеческих жизней. Знания, самые прочные, возведенные на самом твердом граните все, что кажется нам несокрушимым in saecula saeculorum , все рано или поздно станет добычей тления. И можно ли спасти от ярости времени юношу, хотя и высоко одаренного, но не успевшего за свое кратковременное существование даже приобрести в глазах людей право на monumentum aere perennius ? История не впишет его безвестного имени на свои страницы, и люди, память которых и без того обременена нужными и ненужными знаниями, скоро о нем забудут.

Ривьер это чувствовал, когда начал писать свое Introduction и с той смелостью, которая его отличала еще в молодости и которою запечатлены все его юношеские статьи, собранные в вышедшей в прошлом году книге "Études", решился бросить вызов самому исполину — времени. Он передает, что известное признание B. Constant'a: "Je ne suis peut-être pas tout à fait un être réel" [4] "Я не совсем существо реальное". потрясло необычайно Fournier и что "il nous recommanda solennellement de ne jamais l'oublier quand nous aurions en son absence, à nous expliquer quelque chose de lui..." [5] "Он нам торжественно предложил никогда не забывать, когда в его отсутствие мы будем что-нибудь говорить о нем..." И так он толкует это требование: "Je vois bien ce qui était dans sa pensée: il manque quelque chose à tout ce que je fais, pour être sérieux, évident, indiscutable. Mais aussi le plan sur lequel je circule n'est pas tout à fait le même que le vôtre; il me permet, peut-être, de passer là où vous voyez un abîme: il n'y à peut-être pas pour moi la même discontinuité que pour vous". [6] "Я хорошо понимаю, в чем была его мысль: чего-то не достает во всем, что я делаю, чтоб быть значительным, ясным и бесспорным. Однако та плоскость, в которой я действую, не совсем та же, что Ваша; может быть она мне позволяет пройти там, где Вы видите бездну: может быть для меня не существует той прерывности, которая есть у Вас".

Так начинает свое " Introduction " Ривьер. Он понимает, что во всем, что делал его друг, строгая критика найдет ничем не оправдываемые недостатки. Защитить его нет никакой возможности, пока приходится бороться на той почве, на которой обычно люди сталкиваются. Очевидность, бесспорность, даже то, что люди превыше всего чтят — значительность (sérieux), на стороне его противников. Но побежденным он себя признать не хочет. Как Макбет у Шекспира, он вызывает самоё судьбу на поединок. Он поднимает вопрос: точно ли то, что мы считаем очевидным и бесспорным, точно ли значительность, за которую мы воздвигаем людям памятники из бронзы, меди и мрамора — во всех сферах бытия пользуется тем же признанием, как у нас на земле? Вопрос столь огромный — и вместе парадоксальный — чтоб ответить на него нужно было бы пересмотреть все наши представления о существующем. Да и полагается ли на такие вопросы отвечать? Время и человеческий разум, к которым эти вопросы обращены, — способны ли они их услышать? Ведь и время, и разум при всем их столь принижающем людей всемогуществе слышать не умеют! Это им не дано. Ривьер знает это не хуже других. Он дальше пишет (12): "Quand je la compare à la sienne, toute ma vie qui pourtant fut occupée par beaucoup des mêmes événements, m'apparaît affreusement positive. J'ai saisi bien des choses qu'il laissa échapper; mais c'est lui qui volait, moi qui reste..." [7] "Когда я ее сравниваю с его жизнью, вся моя жизнь, которая была полна теми же вроде бы событиями, кажется мне чудовищно положительной. Я схватывал многое из того, что ускользало от него; но он парил, а я остался...