Мэттью Коллин: Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры

Друг, который дал нам капсулы, вернулся к нашему столику. Мы словно видели его впервые после долгой разлуки; мы стали совершенно другими людьми, и пролетевшее время — неужели прошел всего один час? — заставило нас осознать, как сильно мы любим его и как сильно по нему скучали. «Вы в порядке? — спросил он и отгадал ответ по нашим улыбкам. — Классная музыка, да? Вам нужно встать и начать двигаться, пойдемте танцевать. Иначе вы просидите здесь всю ночь». Мы встали и, пошатываясь, спустились по лестнице на танцпол, где заскользили в лабиринтах ритма, запутываясь в них все больше и больше. Басы вились вихрями вокруг позвоночника, как будто его неуклюжая жесткость куда-то подевалась и он соскользнул с опоры, удерживавшей на месте его — нас с ним — как будто он мог просто течь, извиваться, теплый и живой... В следующую секунду мы оказались среди толпы, соединившись с матрицей двигающихся тел и звука; транспортируемые, трансформируемые вместе со всеми. Все хорошо, — это чувство отдавалось в нас каждый раз, когда ритм ударных нарастал, приближаясь к высшей точке, поехали...

Поехали... Сверкающая вспышка света, по-разному, уникально воспринимаемая каждым, но одинаково важная для всех. В результате объединения в 80-х экстази и музыки в стиле хаус возникло самое жизнеспособное и разностороннее молодежное движение из всех, что когда-либо видела Британия. Экстази-культура, то есть сочетание танцевальной музыки (во всем множестве и разнообразии ее форм) и наркотиков, была ключевым явлением в британской молодежной культуре почти целое десятилетие. Она распространяла сейсмические волны, которые по сей день отдаются в культурной и политической сферах, влияя на музыку, моду, законы, политику правительства и на бессчетное множество иных областей общественной и частной жизни. Основная причина того, почему этой культуре удалось стать столь вездесущей и всеобъемлющей и, проникнув в каждый британский город и поселок, выйти далеко за пределы страны, проста и прозаична: это был лучший формат на рынке развлечений, поскольку в нем использовались технологии — музыкальные, химические и компьютерные, — позволяющие изменять состояние сознания. Экстази-культура перевернула с ног на голову все наши мысли, чувства, поступки и саму нашу жизнь.

В любой культуре постоянно происходят трения между двумя конкурирующими идеологическими концепциями: элитаризмом и популизмом, авангардом и массовой культурой. Хотя каждая из стадий существования экстази-культуры была отмечена подобными конфликтами, ее основная особенность всегда состояла во включенности всех и каждого. Она имела формулу открытого доступа, и это была не столько определенная раз и навсегда идеология, сколько ряд возможностей, с помощью которых человек познавал самого себя — в какой бы семье он ни родился, какое бы место ни занимал в обществе и к какой бы системе верований ни принадлежал. Она была бесконечно податлива и готова принять любую новую форму. В экстази-культуре все время повторялась одна и та же история: люди, попав на ее орбиту, вдохновлялись ослепительной вспышкой первого опыта употребления экстази, а затем, втянувшись, сами изменяли облик этой сцены, вписывая в общий опыт свою собственную страницу. Владельцы клубов, организаторы концертов, бродяги, хиппи, преступники и музыканты — все привносили в экстази-культуру что-нибудь свое, приспосабливая ее к собственным желаниям и потребностям, и это придавало движению неослабевающий динамизм, постоянное самоотрицание и беспрецедентное для молодежной культуры долголетие. Действие экстази глубоко индивидуально — влияние звуков и химических веществ на тело и мозг, радость танца и опьянение свободой, - поэтому у каждого складывалось свое собственное представление о наркотике. В экстази-культуре не было правил — но была возможность выбора.

В ее основе лежало стремление задержать нормальный ход времени — хотя бы на одну ночь, стремление направить сознание в новое русло, создать пусть кратковременную, но утопию — то, что философ-анархист Хаким Бей [1] Хаким Бой (настоящее имя Питер Лэмборн Уилсон) — американский анархистский философ и поэт, считающий себя продолжателем (на новом уровне) традиции дервишей, средневековых либертинских исламских сект исмаилитов и гашишииов. Создатель так называемого онтологического анархизма, В отличие от подавляющего числа прочих анархистов развивает не социальное учение, а гедонистическую поэтику прямого действия, которую называет «поэтическим терроризмом». Тексты Хакима Бея по праву можно считать квинтэссенцией контркультурной философской мысли 80-х. (Здесь к далее, за исключением особо оговоренных случаев, прим. пер.]. назвал «временной автономной зоной». «Такие зоны, — говорит Хаким Бей, — это успешные набеги на устоявшуюся реальность, прорывы к более интенсивной и богатой событиями жизни», быстротечные моменты, когда фантазии становятся реальностью и человеком правит свобода выражения — до тех пор, пока в дело не вмешается внешняя реальность. «Давайте признаем, — призывает Хаким Бей, — что все мы бывали на таких вечеринках, где на одну короткую ночь провозглашается республика сбывшихся желаний. Разве политика этой ночи имеет для нас не больше реальности и силы, чем, скажем, все действия правительства Соединенных Штатов?» (Хаким Бей, «Временная автономная зона») [2] Публикация «Временной автономной зоны» Хакима Бея готовится в сборнике «Криптоанархия, кибергосударства и пиратские утопии» (под ред. П. Ладлоу) в издательстве «Ультра. Культура». .