Андрей Манчук - Наследники Че Гевары

Существуют и античавистские граффити — их гораздо меньше, они встречаются только в богатых районах и существенно уступают в качестве многочисленным работам своих оппонентов. Оппозиция проиграла и здесь. Она то ли не хочет портить стены своих вилл, то ли не желает снисходить к «низкому» уличному искусству, или же просто боится покидать дома вечерами. С большим трудом нам удалось разыскать несколько граффити «левых» античавистов из «Бандера Роха». Это были простые надписи на стене, обвинявшие президента в хаосе и коррупции от имени анонимных студентов. Впрочем, в Ла Гуайре рисунки с симоволикой «БР» красовались среди чавистского граффити — лишнее подтверждение разговорам, что к оппозиции примкнула только столичная, студенческая часть «Бандера Роха» во главе с провокатором Габриэлем Пуэрта. Другие «левые» античависты никак не отразили себя на стенах и известны лишь знатокам политического процесса.

Искусство социального граффити и хип-хопа содействуют воспитанию чувств участников боливарианской революции. Это настоящие чувства и настоящая культура. Галереи и центры буржуазных кварталов планеты забиты постмодернистским дерьмом. А здесь, в баррио, безвестный подросток выводит на стене Че Гевару и Франсиско Миранду, пишет лозунги революционной борьбы, строчки из боливарианской конституции, которая служит учебником в его школе. Уличные художники создают точные копии домиков баррио — из того же самого мусора, только поменьше размером. Мы видели у них прекрасные инсталляции: например, вырезанного из дерева пса, прикованного к железному остову телевизора — прямая аллюзия на продажных журналистов оппозиционных каналов. Будущее за этой, настоящей культурой. Еще и потому, что она умеет постоять за себя. Работу художников-муралистов охраняют бойцы политических групп гетто.

Упоминание о собаках приводит нас в «собачий» квартал — как мы прозвали респектабельный район Альтамира. Он начинается сразу за одноименной площадью, где одно время размещался здешний «майдан», центр движения оппозиции. Вверх, к горе Авила, тянутся просторные улицы с фешенебельной застройкой. Здесь нет нумерации домов — только названия вилл, обнесенных высоченными заборами, с колючей проволокой под током, хитрыми системами наблюдения и защиты. Почти каждое здание напоминает тюрьму (центр города, сто метров до Пантеона Симона Боливара). Спущенные с привязи бультерьеры — в одном дворе мы обнаружили целых трех — облаивают прохожих через ограду. Хотелось бы посмотреть на хозяев этой постыдной псарни.

Конечно, здесь есть чего охранять. Роскошные тропические сады, в которых ползают черепахи, дорогая обстановка особняков и лимузины. Частные клиники (в них работают потомственные врачи, совладельцы акций, настоящая каста медицинской мафии), поля для бейсбола, изящный, в модернистском стиле, собор. Прекрасная архитектура, которую напрочь портят заборы с «колючкой». В Каракасе работал великий архитектор-коммунист Оскар Нимейер, автор проекта Музея изящных искусств, бежавший сюда от бразильской хунты. (Его ученики построили великолепное здания театра Тересы Карреньо, центр всех мероприятий фестиваля). Награбленная нефть, застывшая в виде всего этого великолепия. Невероятный контраст в сравнении с нищетой бедных кварталов. Неудивительно, что люди из барриос приходят сюда, чтобы отобрать хоть толику того, что должно было принадлежать всему народу. И гибнут от разрядов тока или пуль военизированной охраны. Хотя теперь, при Чавесе, обитатели этих вилл окончательно превратились в пленников своих укрепленных дворцов. Они больше не хозяева в этом городе и в этой стране.

Гетто наоборот, «гетто богатых». Самые состоятельные венсуэльцы, настоящие небожители, проживают даже не в городе, а в уединенных «urbanizaciones», охраняемых городках-кондоминиумах, укрытых среди горных склонов. Внизу, в Каракасе, окопались их менеджеры, служащие среднего звена, прикормленная интеллигенция, прочие эскуалидос из респектабельных кварталов столицы. Здесь есть и старая русская колония. В значительной части это потомки белогвардейцев, гитлеровских полицаев. Ярые античависты. В противоположность им «новые» мигранты из бывшего СССР нередко поддерживают режим. Они знают, что стоит за «либеральным проектом» контрреволюции.

Сначала мы звали эти районы «белыми». В буквальном смысле: впервые попав в муниципалитет Чакао прямо из барриос столицы, мы поразились белизне кожи его обитателей. Как оказалось, сегрегация имеет не только классовые, но и расовые черты — по крайней мере, до недавнего времени. Дмитрий рассказал нам о развлекательных заведениях «только для белых», куда не мог попасть даже состоятельный негр или индеец. Только при Чавесе комиссия по защите прав потребителей закрыла эти позорные расистские тусовки, наследие либеральной эпохи. Но и теперь «темный» человек в богатом креольском районе, как правило, держит в руках метлу или выполняет другую работу по цвету своей кожи.