Вячеслав Рыбаков - КНДР ПРОТИВ СССР

Так сложился территориально весьма стабильный, многонациональный, но и централизованный ареал, экономически и цивилизационно одновременно и многогнездовой, и единый. Империя. Грандиозный завод, производящий историю; есть там и мусульманский цех, и ламаистский цех, и множество развитых подсобных производств — но главный сборочный конвейер пролегает все-таки по долине Хуанхэ. Поэтому в средневековых биографических справочниках никогда не встретишь сведений о национальной или племенной принадлежности — ну разве что человек прославился именно тем, что был племенным вождем. А так первой фразой всегда идет «Уроженец уезда такого-то». И дальше — краткий послужной список. Идея народности никак не могла сравниться по рангу с идеей государственности. Собственно — и впрямь язык интересная штука — даже термин, обозначающий государство, возник в Китае довольно поздно. Веками там именовали свой завод то словом «Тянься» (Все, что под Небом), то названием правящей в данное время династии (отнюдь не совпадавшим с фамилией правящего рода) или словом «чао» (императорский двор) — и то, и другое явно указывало не на обрамленное границами пространство, а на священный административный центр… Теперешнее же слово «гоцзя» срослось из двух иероглифов: «цзя», обозначающее семью, и «го», обозначающего либо древние княжества, из которых позднее составилась империя, либо небольшие сопредельные, по временам вассальные, по временам вообще входившие в империю национальные государства, либо просто уделы высшей знати. Го-цзя. Государство-семья? Или даже семья государств? Правда, похоже на «семью народов», о которой нам все уши прожужжали еще в школе?

Но это не хохмочки. Все вышесказанное — и многое другое, касающееся формирования уже не территории, а идеологии, — мы действительно имеем право сказать и о России. Нельсон мог сигналить флажками: «Храбрые британцы, за мной!» Наполеон мог вещать: «Французы, я поведу вас в земли, где…» Призыв же «Хоробрые русичи» был растоптан в пыль еще копытами монгольских коней. А во времена империи — она возникла задолго до официального провозглашения при Петре — мобилизующими, объединяющими кличами постепенно стали «За матушку-Россию», «За Веру, Царя и Отечество». Принадлежность к народности или нации стала второстепенной относительно принадлежности к культуре и государству. Потому и оказался столь удобен после семнадцатого года термин «советский»; потому после девяносто первого мы и не можем никак подобрать ему адеквата и мыкаемся с эвфемизмом «россияне». «Россияне, проживающие в Эстонии» — разве они все русские? «Русскоязычное меньшинство» — разве по языку хрустнула структура? Можно подумать, Гамсахурдиа писал в КГБ доносы исключительно по-грузински! Земля раскололась между несоветскими и советскими, то есть теми, для кого естественным оказалось отождествление себя либо с данным королевством, либо с империей в целом.

Но вот что существенно. Покуда советский или несоветский не заставляет своего близнеца-антипода прыгать на одной ноге и не вышибает из него мозги за ослушание, в принципе нельзя сказать, который из них лучше, а который — хуже. Это все равно как пытаться выяснить, кого первым спасать из тонущей лодки. Отца-империю или сына-королевство? Пытаться в зависимости от ответа на этот вопрос одну исторически сложившуюся, намертво впаянную в народный характер систему ценностей объявить ущербной и реакционной, а другую, столь же выстраданную и столь же впитанную с молоком матери, — лучезарно прогрессивной, все равно, что судить людей по цвету кожи, все равно, что утверждать, будто все носатые брюнеты суть одухотворенные интеллигенты, а вислоухие чубатые пузаны поголовно куркули, молящиеся на шмат сала; или наоборот. Священное право на самоопределение народов тут не дает критерия, ибо с самоопределением этим — тоже дело темное. Ведь не рвутся же к созданию самостоятельной государственности какие-нибудь Эльзас с Лотарингией или, паче того, индейские резервации в США. А, с другой стороны, трудно вообразить более мононациональное королевство, чем Польша, — и тем не менее едва ли не первое, что я увидел, сойдя на польский берег во время пресловутого писательского круиза по Балтике в девяносто втором году, были крупно намалеванные на нескольких припортовых лавочках лозунги «Гдыня для гдынян!»

Так или иначе, ломка традиционных приоритетов, особенно обвальная, особенно насильственная — опасное и грязное дело. Из трещин тут же выдавливается на свет Божий все самое подлое, самое эгоистическое и бесчеловечное. Сейчас в качестве очередного героя нашего времени нам предлагается ушлый, энергичный предприниматель. Прекрасно, многообещающе — но настоящий предприниматель на Руси отличался от мелкого жулика именно отношением к державе. Уважением к ее процветанию, стремлением способствовать ее процветанию; и не только промышленному и вообще хозяйственному, но и политическому, и культурному — короче, цивилизационному.