Дмитрий Быков - Статьи из журнала «GQ»

Просто примите это как свое будущее и приготовьтесь к пятидесяти в тени же. Потому что в Китае бывает и жарче.

№ 9, сентябрь 2010 года

Но и эта ошибка сама по себе достойна социологического анализа. Можно даже сказать, что они открыли закон, которому я, будь моя воля, присвоил бы имя Натана Дубовицкого, если бы желал увековечить какое-нибудь из его имен. По мне, лучшим памятником ему будет забвение, поэтому остановимся на нейтральном названии вроде закона о бесполезности идиотизма.

Им казалось — и, кажется, у них были на то некие основания, — что чем граждане умней, тем они опасней; что если отупить большую часть населения, можно не ожидать социальных катаклизмов и распоряжаться этой частью как скотами. Это оказалось грубейшей ошибкой, поскольку как раз у интеллектуалов хорошо развиты тормоза, сдерживающие центры и прочая рефлексия. Идиотизм выглядит полезным, нет слов, но тут-то и гнездится главная обманка: где умный двадцать раз подумает, посоветуется, спросит судьбу, в конце концов, — там идиот начинает действовать, поскольку расстояние от убогой мысли до радикального жеста у него чрезвычайно коротко. Это, собственно, и есть отличительная черта идиота.

Им казалось — поскольку все они застали позднесоветскую власть, — что если интеллектуальный потенциал общества возрастет, все будут читать самиздат и в конце концов обрушат систему. Они ведь по духу (а частью и по роду занятий) пиарщики и верят только пиару, а пиар у интеллигенции поставлен отлично. Интеллигенты почти всех умудрились убедить в том, что это они, о Господи, обрушили систему своим самиздатом, хотя если бы не М.С.Горбачев и не жажда аккуратного переоформления партийной собственности, владевшая умами молодых воспитанников Андропова, они и поныне читали бы свой самиздат в интернете, а империя зла стояла бы в прежнем виде (как, собственно, стоит и сейчас — потому что нет в мире гадости, которую не поддержала бы Россия, и глупости, которой бы она не сделала). Ни Сахаров, ни Солженицын не обрушивали СССР. Он рухнул под собственной тяжестью, в результате чрезвычайно неуклюжего маневра своих недальновидных вождей — после чего в нем истребилось все хорошее, включая интеллигенцию, накрытую обломками, а все отвратительное возвелось в квадрат и ничуть не потеряло в жизнеспособности.

Так вот, нынешние идеологические вожди России — то есть того же СССР, с трубой пониже и дымом пожиже — искренне полагают, что чем глубже стагнация, тем стабильней ситуация; чем тупей народ, тем он благонадежней. Почему они так думают — понять легко: они ведь, судя по прозе все того же Дубовицкого и манерам его друзей-нашистов, ужасно любят себя. Это касается всех работников кремлевского пула, включая относительно либеральных медведевцев и предельно авторитарных силовиков: они различаются исключительно риторикой, а психофизиология там стабильна. А человеку, как правило, свойственно подсознательно уравнивать с собой своего врага: мы незаметно перенимаем его черты (вот уж они и прозу пишут) и мысленно наделяем его своими. Им кажется, что интеллигенция, как они, цинична, подкуплена, корыстна, грозна и могущественна. Им совершенно невдомек, что интеллигенты — самые безопасные люди в стране, хотя бы потому, что не ладят с прагматикой. Если кого и следует бояться — так это гопников; но на гопников они как раз опираются. Им нравится поощрять скинхедов, использовать маленьких корыстных хунвейбинят для слежки за идейными противниками, позировать на фоне байкеров — иными словами, среди всех российских субкультур они ставят на примитивнейшие и вдобавок самодовольнейшие. Им кажется, что это надежные, простые ребята. А интеллигенцию надо извести как класс, поэтому оглупление народа должно сделаться лозунгом момента.

И вот тут они колоссально просчитались, поскольку любой хитрец кончает тем, что ухитряется перехитрить себя. Они поставили на тех, кто взбунтуется первым; на тех, кто предаст при первых признаках перемен. А интеллигент — очень плохой, слабый враг, зато чрезвычайно надежный союзник: ведь у него есть принципы, правила. Он не сразу предает. Он умеет держать слово. Он больше боится собственной совести, чем внешнего воздействия. Если бы Хрущев не поссорился с интеллигенцией в 1963 году, его не сумели бы снять в 1964 году — или по крайней мере не сняли бы с такой оскорбительной легкостью. Тот, кто выморил интеллигенцию и расплодил в стране неуемное гопничество, от этого гопничества и погибнет — поскольку гопники не умеют терпеть лишения во имя высших целей. Те, кто воспитан программами Андрея Малахова, — не опора режима, а первейшие его враги. Поскольку с ними не только нельзя ничего модернизировать, но и крайне проблематично пережить даже жару. В жару у них рвет башню, и они начинают мочить инородцев либо бузить на улицах.