Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Сеанс»

…герои и антигерои менялись местами по многу раз в течение нескольких лет, если не месяцев. Критерии поначалу размывались до полной неразличимости, а затем в системе ценностей знаки сменились на противоположные. То, что вчера почиталось образцом аморальности, в 90-е становилось знаком высшей доблести. В 90-е годы морально было жить как можно более бурно. Это были годы фантастической экспансии. Вектор движения был утрачен очень быстро, но сам его темп обрел самоценность: если человек живет быстро, как будто под коксом, то именно он герой 90-х! Эти герои жили быстро и натворили таких дел… И мы сейчас это расхлебываем. Антигероем 90-х был человек, которого не видно. В антигерои попала вся интеллигенция. Ее стало не видно не слышно, она и сама забыла о своем существовании: перестала задавать вопросы, работать, осмысливать происходящее…

…ну а что она делала, интеллигенция в эти годы, что?! Что делали в отделах культуры «Коммерсанта» и газеты «Сегодня»? Эти культуртрегеры сраные, выучившие несколько слов типа «постмодернизм» и «симулякр»… Чем они были озабочены? Посвятить обезумевших нуворишей в свою нехитрую науку, чтобы они, нувориши, почувствовали себя продвинутыми. И смогли поддерживать со своими о-о-очень высокооплачиваемыми гувернерами беседу об «умном» на тусовках и презентациях. Ну да, ведь и слово такое — «интеллигенция» — в их птичьем языке было под запретом. Рерайтеры его вычеркивали: дурной тон, совковое наследие. Вместо слова «интеллигенция» нужно было говорить «продвинутые интеллектуалы»…

…ох, где они теперь, эти продвинутые интеллектуалы? Ими же придуманные политические и медийные технологии их же и накрыли медным тазом. С голоду, правда, они не умирают. Кто в эксперты подался, кто в консультанты, кто в политтехнологи, кто в спичрайтеры. Но они же привыкли себя ощущать властителями дум — ни больше ни меньше. Как-то позабыли в свое время о такой простой вещи: для того, чтобы властвовать думами, нужно, чтобы кто-то думал, а ведь искоренение этой вредной привычки они весь предыдущий период почитали своей обязанностью!

…вот что приятно отличает нынешний исторический период от предыдущего — так это навык сопротивления, который опять обрел актуальность. А вместе с ним возвращается понятие «интеллигенция». Как и все хорошее, этот навык возник из весьма плодотворного чувства омерзения к себе — до такого края дошли, что либо самоуничтожаться, либо… Нынешние двадцатилетние симпатичны хотя бы тем, что осваивают все с нуля: без советских и антисоветских штампов, без левых и правых предубеждений, без всех этих лживых «pro» и «contra», которыми нас морочили столько лет. Славянофилы или западники? Рыночники или государственники? Тоталитарное сознание или буржуазные ценности? Все было настолько дискредитировано в тот период, что оппозиции эти рухнули и превратились в прах.

….а что это такое — люди 90-х? Каковы были типические черты нашего современника этого десятилетия? Ничего нового: это люди революционного периода. Во-первых, БЕСПРЕДЕЛ, возведенный в норму. Во-вторых, ВСЕДОЗВОЛЕННОСТЬ и БЕЗНАКАЗАННОСТЬ — причем лично для меня и для тех, кто со мной согласен; а все прочие пусть голосуют, не то проиграют. В-третьих, глубокая убежденность, что ТЕПЕРЬ ТАК БУДЕТ ВСЕГДА — все, наша власть! И святая убежденность в том, что эта власть исключительно во благо, а все прочие были бы решительно во зло, а потому для ее удержания и поддержания ВСЕ СРЕДСТВА ХОРОШИ.

…и поэтому когда в 98-м году случился дефолт, они были искренне изумлены. Что, оказывается, больше так не будет! Ко мне пришел трудоустраиваться мальчик, который работал замом главного в толстом глянцевом журнале. Он делал в простейших словах по три грамматические ошибки. В его лексиконе, богатство которого не шло ни в какое сравнение с лексиконом Эллочки Людоедки, преобладало прилагательное «стильный». В этой области он был авторитетнейшим экспертом. Часы, тачка, штаны и ботинки, статьи, фотографии, романы и фильмы, лица, тела, улыбки и чувства — все мерялось по этой шкале «стильности», и в случае несоответствия отбраковывалось как факт. Дефолт оскорбил этого тонкого ценителя в лучших чувствах. Это было так не стильно… Вся моя ненависть к этой зажравшейся и зарвавшейся, не пригодной ни к какому осмысленному труду журналистике воплотилась в этом томном юноше. Вместо того чтобы утешить его по-человечески, я взревел «вон!», и он пошел от меня, солнцем палимый…