Дмитрий Быков - Статьи из газеты «Вечерняя Москва»

Милые дети! Не слушайте никого, становитесь взрослыми как можно раньше — и не верьте тем, кто говорит, будто искусство, шоу-бизнес или чтение книжек отнимут у вас детство. Напротив. Они подарят вам вечное детство, дадут возможность навсегда сохраниться такими, как сейчас: нестандартными, талантливыми, беспечными, ответственными, думающими о самых главных вещах. Это, я полагаю, и есть счастье.

23 сентября 2004 года,

№ 179(23977)

Вопрос о том, следует ли гражданину доносить в правоохранительные органы, если на его глазах творится беззаконие, был бы элементарен, живи мы в другой стране. Но мы живем в этой. И отвечать приходится применительно к ней.

Простите меня за то, что я употребляю это сугубо блатное понятие. «Стук» — это препоручение государству функций, на которые у тебя не хватает пороху, физических сил или властных полномочий. Это типа как позвать на помощь, не более. Видишь ты, например, как террористы закладывают взрывчатку в подвал, — не самому же их останавливать, верно? Или, если уж переходить на американские реалии, ты замечаешь, что твой сосед живет не по средствам. Не твое дело, конечно, и вообще это вопрос его совести, — но вдруг это деньги за международный шпионаж? В девяти случаях из десяти тревога оказывается ложной. Но на десятый разоблачают Эймса.

Когда в Штатах, в очень маленьком (шесть улиц) городишке Маунтин Вью, что в Арканзасе, я часов в восемь вечера возвращался в мотель из местного магазина, имея при себе пакет сушеного мяса, — владелец бензоколонки вызвал полицию, потому что шел я не по тротуару, а по проезжей части. Полиция приехала через полторы минуты, обыскала меня всего, пригрозила, что если я буду врать, то отправлюсь в участок, — но узнав, что в России при отсутствии машин запросто можно выходить на проезжую часть (а в Маунтин Вью после семи вечера хрен кто ездит), крепкие парни извинились и уехали к себе. «У нас тут закон такой, что пешеходы гуляют по тротуару», — пояснили они на прощание. Я могу их понять. Если я не знаю законов штата Арканзас — вдруг я террорист? Владелец бензоколонки, кстати, наутро мне честно признался, что это он и вызвал полицию. Потому что у них тут за последние лет тридцать никто по проезжей части не ходил. Я на него не обиделся. Тем более что этот инцидент очень расположил ко мне хозяйку мотеля и ее мужа. Они всю ночь поили меня местным яблочным вином, очень крепким, и утверждали, что страна катится черт-те куда, совсем с ума посходили кругом из-за этого террора. Хозяйкиного мужа недавно два часа продержали в участке из-за того, что он пиво пил на улице, а местный врач донес. Нельзя же публично.

Собственно, мне как-то милей такая крайность, нежели всеобщее запирательство. Я вообще государственник, чего мне многие коллеги никогда не простят. Я у них за все грехи Путина лично отвечаю: Путин далеко, а мне можно позвонить или написать, и все высказать в глаза. Но государственником я был и остаюсь — и самую косную церковь предпочитаю самой продвинутой секте. Мне кажется, к государству нельзя относиться как к врагу. Это неплодотворно. Вылезти из ямы можно только вместе — а если народ и власть, сидя в яме, постоянно друг друга пинают, это их не приближает ни к свободе, ни к благоденствию. Сотрудничество с государством — норма. Если, повторяю, ты живешь не в России.

Россия очень давно существует по блатному закону и блатным правилам, называемым еще «понятиями».

К государству тут относятся, как к лагерной администрации, с которой даже разговаривать «западло». Особенно сильна эта блатная мораль в диссидентах и либералах — и вовсе не потому, что все диссиденты сидели, за что их и называли «досидентами».

Сильна она потому, что в русском либерализме чрезвычайно распространено преклонение перед грубой силой. Не знаю уж, почему так вышло.

Может, потому, что всех либералов много били в школе, — но это сомнительно. Не может же быть, чтобы всех. Либералы хорошо чувствуют, где сейчас в мире настоящая сила.

Это, во-первых, Америка, а во-вторых — радикальный ислам. Некоторые их даже отождествляют, но это ошибка.

Они враги. Либералы же наши умудряются служить и тем, и другим: во всех ситуациях становиться на сторону страдающих чеченцев и много рассуждать о правах человека. Делается это, конечно, не из уважения к правам человека — потому что человеками либералы считают только тех, кто с ними согласен или им полезен. Делается это из уважения к силе. Поэтому, кстати, либералы так уважают блатных, дружат с ними и фотографируются, как Немцов с Клементьевым.