Дмитрий Быков - Статьи из газеты «Труд»

В общем, все эти попытки реформы отечественного автопрома больше всего напоминают мне классический анекдот. Менеджменту «АвтоВАЗа» надоело наконец повальное пьянство, и всех рабочих на заводе заменили роботами. Робот-подмастерье подкатывает на колесиках к роботу-мастеру и металлическим голосом спрашивает:

— Мас-тер! Где-ключ-девять-на-двенадцать?!

А мастер таким же металлическим голосом отвечает в рифму:

— Где-где! В-…

№ 521, 8 февраля 2008 года

Тут стало модно с подачи президента обсуждать свое видение России в 2020 году. Делать прогнозы у нас легко — это единственная компенсация за беспрерывные повторы основных событий российской истории. Знай экстраполируй.

Президентом будет Путин или Медведев. Мне кажется, они теперь долго будут чередоваться. Экономика будет целиком принадлежать госкорпорациям: половина из них сырьевая, вроде «Газпрома» или «Роснефти», а другая половина нанотехнологическая (условимся понимать под этим всю науку, ориентированную в основном на оборонку, — у нас ведь вся физика функционировала благодаря оборонке, и ничего, вышли в мировые лидеры). Население России, значительно сократившись за счет реформ грядущего десятилетия, сведется к обслуживающему персоналу этих госкорпораций плюс некоторое количество провинциальной интеллигенции — хранителей традиции. Официальная идеология будет являть собой удивительный, но уже представимый сегодня синтез крайних форм национальной гордости на грани чванства с уверениями в готовности к миру и взаимопониманию. Объясняется это просто: у руководства госкорпораций есть дети, а отпрыски элиты всегда космополитичны. Только ради них и не опустят железный занавес — ведь личный мотив всегда самый надежный.

Подавляющее большинство москвичей и прочих жителей крупных городов будет выселено в более или менее отдаленные провинции. В столице и семи крупных мегаполисах будет жить элита. Точечная застройка в этих мегаполисах достигнет апогея. Зато в провинции будет свободнее — там, где она уже никому не помешает, интеллигенция вполне сможет пищать, сколько захочет. Там же будет выходить один толстый журнал. Всю прочую литературу читать будет невозможно. На девяносто процентов она будет состоять из блогов сотрудников госкорпораций, а они пишут в основном о брендах: купил то, съел это.

Большого количества политзаключенных, скорее всего, не будет: раз в году на Лобном месте будут выдавать народу на растерзание одного-двух пойманных коррупционеров с последующей раздачей их имущества. Шоу будет транслироваться по главным телеканалам, комментировать будет Владимир Соловьев. Иногда — все для того же народного удовлетворения — будут сдавать своих, чаще всего из проштрафившихся идеологов. Михаил Леонтьев переживет всех, потому что так искренне гнать не получается больше ни у кого. Если, конечно, его печень и дальше будет выдерживать такую меру искренности.

Но не надо забывать, что у интеллигенции тоже есть дети, а кроме мегаполисов в России останется кое-какая территория. Останется огромное Дикое Поле, неучтенное пространство, на котором будут происходить интересные вещи. Там будут рыскать всадники, там станут разыгрываться драмы, там возникнет альтернативная культура — иными словами, настоящая другая Россия. И когда Вавилон, город крепкий, предсказуемо лопнет в двадцатых годах от нефтяного или иного кризиса, эта другая Россия пойдет походом на мегаполисы и вернет себе свою страну.

Хочу ли я жить в той, другой России, которую построят одичавшие интеллигенты-степняки и их безбашенные дети? Не знаю, да меня и не спросят. Вообще-то моя детская мечта — быть министром просвещения в правительстве умеренных анархистов.

№ 526, 14 февраля 2008 года

Вся Россия уже, кажется, знает, что 23 февраля никакого особенно победоносного сражения русские немцам не дали. В этот день случился вовсе не первый успешный бой Красной армии якобы под Нарвой, а всего лишь «массовая запись добровольцев» в ответ на ленинский декрет от 21 февраля «Социалистическое Отечество в опасности!».

Один из главных российских парадоксов — уцелевшая, несмотря на все передряги, любовь народа к своей армии и сострадание к ней: противоречие в том, что идти туда никто не хочет, ее современное состояние никто не одобряет, количество профессионалов в ней стремительно убывает… В общем, к ней почти применимы чрезвычайно горькие слова, сказанные Лениным в статье «Тяжелый, но необходимый урок»: «У советской республики нет армии». Статья была о Брестском мире, служила ему мотивировкой и оправданием. У нас армия есть, но служит в ней отнюдь не элита, а боеспособность ее под большим вопросом, несмотря на все удачные ракетные пуски, о которых нас теперь так часто информируют. Остается понять, каким образом Ленин и Троцкий сумели за полгода создать действительно многолюдную и боеспособную армию: еще в феврале под Петроградом не могли остановить немцев, путь на столицу был свободен, Брестский мир откусил у России всю Украину, фронт был гол, субординация забыта — а уже в мае, к началу реальной гражданской войны, Рабоче-крестьянская Красная армия была вполне сформирована. В ней отменили бардачный принцип выборности командиров и ввели расстрел за дезертирство — и поток добровольцев это не остановило, даром что шла уже и принудительная мобилизация. Никакими драконовскими мерами затащить народ в армию не удалось бы: РККА, хотим мы того или нет, была народной. Чтобы люди действительно хотели защищать свою страну, они должны чувствовать ее своей.