Самое любопытное, что те или иные варианты МК (менее эффективные в силу несколько меньшей авторитарности лидера и несколько меньших возможностей для пополнения бюджета) наблюдаются тут и там на всей территории России. Свои мини-Лужковы есть на Камчатке и в Курске, во Владивостоке и в Поволжье. Все по тому же принципу — «живи и давай жить другим» — они вполне способны договориться между собой. И, может быть, для страны это был бы способ обойтись меньшей кровью. И с Чечней, я полагаю, вполне удалось бы договориться все на тех же условиях — «живи и давай».
Обычно в конце подобного эссе принято обнадеживать, но обнадежить нас сегодня нечем, кроме «величия участи». Россия оказалась достаточно умна, чтобы отказаться от превращения в Сицилию, от договорного капитализма, при котором выживают только лояльные, и от сусального патриотизма нового образца. Она выбрала путь более честный, но и куда более чреватый катастрофами. И сегодня — пора это признать — мы стоим лишь на пороге настоящего распада. От которого, боюсь, нас не застраховал бы и капитализм лужковского образца, ведь любая империя в новых условиях на долгую жизнь рассчитывать не может, и московская утопия тоже не вечна.
Остается одно — пережить долгую и мучительную полосу катаклизмов, стараясь минимизировать ее, и начать новую жизнь с того нуля, о котором так много говорилось в последнее время. Какими жертвами придется оплатить крах Империи и зарождение новой, сильной и свободной России, где каждый будет наконец отвечать за себя, — сказать трудно. Можно пытаться затормозить этот процесс, ничего не делая и пассивно плывя по течению: любые попытки реформировать обреченную систему лишь ускоряют ее гибель.
Путин плыть по течению не намерен. Он барахтается, и барахтается довольно активно, сознательно или бессознательно разрушая остатки Империи. И это правильно: пассивное ожидание обошлось бы куда большими жертвами и куда большими мучениями, вроде как отрубание хвоста по частям.
Бояться распада не надо. Впрочем, население уже и не боится — оно научилось иронизировать по этому поводу. Не будем забывать, что разруха 1917–1922 годов дала великую литературу, что самые сильные и романтические влюбленности расцветают на руинах, что мы — избранные, которым выпало быть свидетелями конца великой эпохи.
И давайте в разрушающемся мире почаще вспоминать волшебные тексты, написанные русскими гениями в первые послереволюционные годы. В том числе и великое ахматовское:
И так близко подходит чудесное
К развалившимся грязным домам, —
Никому, никому не известное,
Но от века желанное нам.
№ 33(205), 4 сентября 2000 года
Рыцарь печального образа
(Дм. Быков под псевдонимом Андрей Гамалов)
В октябре 1961 года в только что открывшемся Кремлевском дворце съездов заседал ХХII съезд партии. На нем Никита Хрущев произнес историческую фразу: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» Последовала овация. Сидевший наверху, в гостевой ложе, старик с окладистой серебряной бородой не аплодировал. Он вообще мало что видел и слышал, однако рядом с ним неизменно восседал особист — так, на всякий случай. Бывшему депутату Государственной думы, потомственному дворянину и ярому монархисту Василию Витальевичу Шульгину шел в то время 84-й год.
Почему хочется вспомнить о нем именно сегодня? Потому что Шульгин явил собою классический пример человека власти на смене эпох. В современной России он, пожалуй, стал бы, как Борис Березовский, создавать «конструктивную оппозицию». Когда Россия уходит у нас из-под ног, соблазн проклясть ее слишком велик. Шульгин был из тех, кто готов был принимать ее любой. По примеру известного медиа-магната он пытался встроиться в каждую новую государственную машину.
Монархист, принявший отречение Николая II. Антисемит, яростно защищавший Бейлиса. Консерватор, помирившийся с большевиками. Беглец, восстановивший против себя большую часть эмиграции. В общем, даже на фоне российской истории ХХ века биография Шульгина поражает своей извилистостью.
Между тем начиналась его жизнь вполне обычно. Отец — историк, из богатой помещичьей семьи. Перебравшись в Киев, Шульгин-старший считал себя русским, в то время как прикипевшие к земле родные давно числились украинцами. Виталий Шульгин редактировал правую газету «Киевлянин» вместе с Дмитрием Пихно, который после смерти коллеги унаследовал не только его газету, но и жену. Пихно стал идейным наставником юного Василия, который еще в гимназии пописывал заметки в «Киевлянин» под немудреным псевдонимом NN.
Читать дальше