Чеченцы все равно не останавливались. Перли вперед, словно заговоренные от смерти. На склонах ухал очередной залп, бойцы считали до пяти, и при счете пять бросались на землю, стараясь подгадать так, чтобы бок прикрывала каменная стена дома. Как раз в этот момент снаряд долетал.
Взрыв.
Свист осколков, прошивающих дощатые заборы.
Град щебня сыплющегося сверху.
Очередная команда: «Вперед!».
Все встают и, прикрывая друг друга, двигаются по улице дальше. До тех пор, пока со склона не ухает новый залп. Раз… два… три… четыре… пять… считают спецназовцы на бегу и все повторяется заново.
Снаряды ложатся все ближе. Прижимаюсь к простенку между окнами. Бах, — стекла осыпаются к моим ногам. Из выбитых окон доносится грузинская речь.
Солдаты?..
Пожалел, что в руках фотокамера, а не Калашников… Сжимаюсь в ожидании очереди из окна. Кой черт занес меня на эти галеры?.. Нет, голоса женские… Разжимаюсь.
Впереди перекресток. Неожиданно чувствую тычок в бок. Оборачиваюсь: Вахтанг, сукин сын. С неуместной пижонисто-меланхоличной полуулыбкой он тянет:
— Бегом, братишка. Тут же все простреливается…
Дошли до наших горящих танков. За ними грузины. Снаряды ложатся совсем рядом. Руководящий операцией советник, прикомандированный к батальону от спецназа ГРУ, кричит бойцам:
— Где-то рядом корректировщик огня. Он на нас наводит. Надо найти!
Как на самом деле зовут этого советника, никто не знает. Журналистам он представляется только по своему позывному: «Снег» Наводчика обнаруживают метров через сто в одном из дворов. Убивают на месте. Сложную навигационную аппаратуру, находившуюся при нем, забирают с собой. Тут же рядом еще двое грузин с ПТУРСами. Они и пожгли наши танки, — их тоже на месте…
По пути сталкиваемся еще с двумя грузинскими резервистами. Они одеты в гражданку, но на шеях солдатские жетоны, в кармане у одного граната. Обоих берут в плен.
В одном из дворов обнаружили раненного мужчину лет пятидесяти. Чья пуля его тюкнула, наша или грузинская, непонятно. Поначалу думали, что тоже резервист, разорвали ворот рубахи, но у него на шее не оказалось жетона. Минуту спустя из дома выскочила женщина и закричала по-русски.
— Он не солдат, он мой муж!
Вслед за ней вышел старик, говорит, что отец подстреленного. Всех загоняют в дом.
— А может они тоже солдаты? Старик что-то больно моложав, а баба просто геройствует, выгораживает солдатиков…
— Да ты на руки его посмотри! Вон, сколько грязи под ногтями! Это колхозник, он еще утром в огороде копался…
— Какие, на хер, руки?! Вон, смотри, у дверей «муха» лежит!
— Это моя «муха». Ты же сам сказал ее с собой взять…
Грузинский дед лезет в шкаф, достает медаль «30 лет безупречной службы в МООП ГССР», Что такое МООП никто не знает, а ГССР это Грузинская Советская Социалистическая Республика, объяснил присутствующим Вахтанг.
Он считает:
— Грузинская ССР кончилась семнадцать лет назад. Если служить дед пошел сразу после армии и к моменту распада Союза отслужил тридцать лет, то сейчас ему под семьдесят. Если, конечно, это его медаль. Ладно, дед, убедил…
Раненного наспех перевязали, сквозную дыру в плече залили чачей найденной в доме и отпустили вместе с отцом и женой, указав, как лучше выйти из зоны обстрела.
Дальше стало совсем хреново. Подключилась наша артиллерия. У них координаты грузинских позиций в селе, и они, наконец, пристрелялись. Про то, что бойцы «Востока» уже взяли эти позиции и теперь находятся ровно на них, наши артиллеристы не знают. Они лупят прямо по нам. Бьют даже точнее чем грузины.
Когда снаряды стали ложиться прямо на улицу «Снег» дал команду разбежаться по подвалам ближайших домов. Маленькими группами все рассосались, затаскивая в укрытия раненых. Про то, что мы попали под «дружественный огонь» еще не знаем. Это потом вечером, прибывая в щенячье-интеллигентской эйфории от того, что остался жив и даже цел, я прокручивал в голове стихи:
— Артиллерия бьет по своим… недолет, перелет, недолет… по своим артиллерия бьет. Так вот значит, про что Межиров писал.
Потом в расположение «Востока» явился подполковник, командовавший дивизионом «САУшек», так точно лупивших по «Востоку» минут тридцать. Пришел извиняться. На его счету двое раненных ямадаевцев. Чем закончатся извинения он не знал. Губы его дрожали, трусил, — кто их знает этих чеченцев, говорят они за своих…
Ямадаев выслушал его спокойно.
— Ну, да. На войне и такое бывает… Не переживай, — Ильхамд уллиля, двухсотых из-за тебя нет.
Читать дальше