В 1993-м все мечтали учиться на юриста или экономиста и работать менеджером. Мало кто хотел идти на инженера, за предыдущие пару десятилетий эта главная советская профессия стала синонимом полного социального фиаско. Никого не волновало, что рыночной экономике стали учить преподаватели социалистической политэкономии, а юристы продолжали изучать законы, большинство из которых – от Конституции до Уголовного кодекса – на глазах умирало. Всем был нужен диплом. Смена строя не означала замену советских людей на капиталистических; девиз позднего застоя: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек!» – крепко сидел в головах большинства абитуриентов. Новой экономике были нужны энергичные люди с мозгами и знаниями, и если энергии в те годы у молодежи было полно и мозги еще не догадались утекать в западное полушарие, то знания было попросту неоткуда взять. Парадокс заключался в том, что законы физики и математики в новой России продолжали действовать. Фундаментальное естественно-научное образование, в котором в одночасье перестала нуждаться страна, в то время исправно функционировало; преподаватели социалистической физики и химии оказались замечательными преподавателями физики и химии капиталистической. Но невидимая рука рынка уравновесила спрос и предложение и указала всем их новое место: в то время как экономические и юридические факультеты вербовали товароведов и заведующих складами старшими преподавателями, старшие преподаватели технических вузов отправлялись торговать мороженым.
Алексею было все равно, кем стать, при условии выбора между экономистом и юристом. Экономика отпала сама по себе – там требовалась математика, с которой он, по его словам, не дружил. Он пошел на юридический факультет Московского государственного университета им. Ломоносова. Но не добрал один балл. И тогда успел поступить на юрфак в институт Дружбы народов им. Патриса Лумумбы. По крайней мере, из его «ближнего» Подмосковья туда было удобнее ездить. Как и положено студенту, у него началась интересная жизнь: он стал проводить большую часть времени вне дома, ходил в гости к однокурсникам и в ночные клубы, правда, то ли не пил, то ли хорошо шифровался – родители ни разу не видели его пьяным (жена Навального Юлия утверждает, что он не пьет вообще, ему это скучно; пьяным она видела мужа лишь однажды, на его день рождения, еще до свадьбы). Телефона в военном городке не было, и каждый раз, когда Алексей экспромтом решал остаться на ночь в Москве, он сперва ехал за город, чтобы предупредить родителей. Его мама, Людмила Ивановна, говорит, что не потому, что боялся скандала: мать человека, который сегодня едва ли не каждый день заставляет ее хвататься за сердце, уверена, что главное для него – душевное равновесие близких.
В начале 1990-х Людмила Ивановна работала на фабрике, где плели корзины и мебель. В школьные годы Алексей тоже подрабатывал там чернорабочим – ошкуровщиком, чистил лозу. Дела шли неплохо, пока в 1993 году вдруг не оказалось, что склад забит, а заказчики больше не хотят их продукции. Тогда это было в порядке вещей: экономические отношения менялись, как и отношения между людьми, нужное в то время становилось ненужным, а важное – неважным. Помыкавшись несколько месяцев без зарплаты, Людмила Ивановна загрузила корзины в машину и поехала продавать их на трассу. Через неделю, когда весь склад был распродан, а сотрудникам выплачена зарплата, его родители решили стать капиталистами. Вместе с Алексеем они составили бизнес-план и открыли свое небольшое дело – Кобяковскую фабрику по лозоплетению, которая со временем оказалась одним из немногих предприятий, сохранивших традиции русского плетения. Как мог, он помогал вести дело (позднее он будет шутить, что именно там научился плести заговоры), пока в 21 год не начал самостоятельную жизнь – скрепя сердце, ему попросту указали на дверь. Мать очень боялась, что он вырастет, но так и не научится летать. Его, конечно, не выставили на улицу – у семьи в Москве была квартира, в которой Алексей, закупив побольше сгущенки, и поселился. Уже через год он встретил свою будущую жену Юлию. Родители вспоминают, что на вопрос, кто эта девушка на фотографиях, двадцатидвухлетний Навальный, поразмыслив, ответил: «Если у меня когда-нибудь будет жена, надеюсь, что это будет она». Таким образом, его желудок был спасен. Отъезд из отчего дома омрачило лишь одно: любимый белый кот Алексея Хома не выдержал расставания и вскоре умер от разрыва сердца.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу