Анна Гин: Невыдуманные истории

праздник! Праздник несбывшихся надежд. Выключаю компьютер: «Завершить работу». Он

настойчив: «Вам письмо». Открываю.

«Ув. anna, проблемы со связью, текст дошел с искажениями, поэтому есть вопросы: 1. Где продают шоколад «Даниил Хармс»? (Я уверен, что это не молочный шоколад.) 2. В каком стиле Ваша дочь рисует взрослых мужчин, «которым кажется, что они Цари» (она

рисует только такое?!).

3. Водка с соком вместе или раздельно? (Это важно.)

4. Три подруги — логично, только, наверное, шумно?!

5. Зарплата должна поднимать не настроение, а материальное благосостояние...»

Поработаю над списком более подробно и найдусь, не теряйся. :) ЦАРЬ».

Смеюсь. Мне смешно. Я давно не смеялась.

Следующий уровень

Не помню, в какой момент жизнь приобрела другой смысл. Какой-то «не совсем» или

«совсем не» такой. Если бы доктор-психиатр взялся описать мой тогдашний диагноз, наверное, это выглядело бы так: «У больной наблюдаются частые немотивированные приступы

смеха, в некоторых случаях — хохота. Неадекватные реакции чаще всего вызваны

присутствием монитора. На другие внешние раздражители больная не реагирует».

Это Любовь. Любовь, не обусловленная ничем. Ни лицами, ни именами, ни анкетными

данными. Нежность — уменьшительно ласкательные варианты ников. Буквы, слова, пароли.

Электронные откровения от Никого к Никому. Зигмунд Фрейд медленно переворачивается в

гробу. Психоанализ отменяется. То, что происходит, — это следующий уровень.

8 марта. Очередная дань феминизму. Девичник, «отвертка», я: «Девочки, я, кажется, влюбилась в человека, которого никогда не видела…» Молчание. Непереводимая игра слов.

Резюме (естественно, три, по количеству присяжных :) 1. Дура. 2. Идиотка. 3. Замуж тебе надо.

Изменить правила

— Как тебя зовут? — спросила я у человека, которому сказала в жизни больше, чем всем на

свете людям, с которыми когда-либо говорила. К середине марта нас связывало шестьдесят

мегабайт (больше шестидесяти миллионов знаков!) текстовой информации на двоих. Это

сопоставимо с двумя, нет, пожалуй, с тремя общими детьми.

— Валентин, — ответил он.

Его звали Валентин. Я даже не сразу связала ДЕНЬ нашего знакомства и историю, связанную с ним. Это было первое из тех невероятных совпадений, которые ожидали нас

впереди. Оказалось, нас разделяют три тысячи километров и пара-тройка морей. Такая

мелочь, как география, мне и в голову не приходила.

Валик эмигрировал в Израиль несколько лет назад, а до этого мы всю жизнь(!) жили в

одном дворе и… ни разу не встретились. Причем всегда находились где-то рядом. Школы, офисы — параллельно. (Теперь за Фрейдом отправляется Евклид, ну насчет «никогда не

пересекаются»).

Мы говорили по мобильному. Часами. Я «водила» его по Харькову. Намотала

километраж хорошо подержанного автомобиля. Он отлично знал город, гораздо лучше

меня, до мелочей. Истории людей, улиц, памятников и кафешек — это был новый

Харьков, я не знала свой город таким никогда.

Диффузия «Моторолы» и человеческого уха — образец. Вот как это выглядело.

Психоаналитики не могли пройти мимо без слез: «Куда сегодня пойдем? — спросила она

у Трубки. — Давай на угол Мельникова и Гражданской, я покажу тебе места, — отвечала

Трубка». — Палата номер семь, из неизданного…

Шизофрения — насморк

по

сравнению

с

теми

диагнозами,

которые

мне

инкриминировали. Однако друзья постепенно смирились с историей болезни. Более того, активно включились в процесс. То есть вопрос подруги на ее дне рождения: «А Валик

будет?» к марту не вызывал удивления даже у знакомых моих знакомых. Это означало, что когда зазвонит телефон, трубку будут брать все присутствующие и подолгу трепаться

с чужим человеком из чужой страны, как с «к сожалению, ненадолго покинувшим нас

товарищем».

Его никто никогда не видел

Шизофрения (или какая-то ее сестра) с наступлением весны приобрела параноидально-

маниакальный оттенок. Появилась навязчивая идея: «Его нет. Его не существует».

Пятница. Мы с девчонками на дискотеке. Звонок. Закатываю скандал. Настоящий, с

ритуальным битьем тарелок! Слезы, сопли: «Ты не настоящий»!

— Вы где? — спрашивает.

— Там-то.

Кладет трубку. Проходит десять минут. Голос диджея: «Я — НАСТОЯЩИЙ, И Я ЛЮБЛЮ

ТЕБЯ».

Тишина… Мне показалось, она тянулась минуты три. Очень звонко упала вилка у Наташки.