Робин Апдайк - Саддам Хусейн

Однако очень скоро Талабани обнаружил, что Хусейн его обманул и не имеет ни малейшего желания ни восстанавливать Курдистан, ни предоставлять ему автономию. Разочарованный и злой, он прекратил переговоры с правительством, пренебрег своими разногласиями с Барзани и присоединился к КДП в борьбе против режима. Таким образом, к началу 1985 года Хусейн столкнулся с весьма серьезным мятежом в Курдистане. В последней отчаянной попытке отклонить курдское (и в меньшей степени шиитское) восстание, иракский президент провозгласил всеобщую амнистию «всем иракцам, вовлеченным в деятельность, враждебную своей стране». Когда лишившиеся иллюзий курды отнеслись с пренебрежением к этому заявлению, на них обрушились поистине кошмарные репрессии. Постоянно, по мере все больших военных неудач, кампания против курдов превратилась в настоящий геноцид. Были казнены не только 8 000 «пленных», захваченных в 1983 году вместе с сотнями других членов курдской оппозиции, но правительство снова начало систематически изгонять мятежное население с обжитых мест. К концу ирано-иракской войны летом 1988 года больше половины деревень и многочисленные города в Курдистане были снесены, а их население депортировано. Около полумиллиона курдов были помещены или в легко контролируемые поселения вблизи главных городов в Курдистане, или в концентрационные лагеря в пустыне на юго-западе Ирака.

Под руководством двоюродного брата Хусейна со стороны отца, Али Хасана эль-Маджида, в этой карательной кампании против беззащитного гражданского населения широко использовалось химическое оружие, включая горчичный газ, цианид и нервно-паралитический газ табун. О первых операциях такого рода сообщалось в мае 1987 года, когда приблизительно 20 курдских деревень были отравлены газами. Через месяц несколько курдских деревень на захваченной иранской территории получили то же самое «лекарство»; 100 человек были убиты и 2 000 пострадали. Самая ужасная атака произошла в марте 1988 года, когда угроза крупного иранского прорыва в Курдистане заставила Хусейна применить газ в беспрецедентном масштабе против курдского города Халабджи. Когда плотное облако газа, разбрызгиваемого иракскими самолетами, поднялось в небо, иранцы тотчас же отправили в город телевизионные бригады, и весь мир убедился в подлинных масштабах страшного уничтожения людей. В тот день было убито пять тысяч человек – мужчин, женщин, детей и младенцев. Пострадало около 10 000 человек.

Конечно, курды были не единственными жертвами химического арсенала Ирака. Иранские войска подвергались газовым атакам еще в 1982 году. Как ни странно, Хусейн проявлял гораздо большую осмотрительность при использовании химического оружия на поле брани, чем против своего собственного гражданского населения. Химическое оружие использовалось только в крайних случаях, когда не было другого способа сдержать иранское наступление.

Та же самая осмотрительность наблюдалась и в налетах на иранские населенные пункты. Они, были ограничены в масштабах, интенсивности и продолжительности, и им обычно предшествовала предупредительная кампания, чтобы дать возможность Ирану переменить планы или эвакуировать население. Когда казалось, что ситуация выходит из-под контроля, как во время жестоких ударов против иранских и иракских городов, так называемой Первой войны городов в феврале 1984 года, Хусейн быстро достиг соглашения с Ираном не бомбить без разбора гражданское население и сравнительно строго соблюдал это соглашение. Более того, он не доводил до логического конца превосходство иракских вооруженных сил и часто отводил войска как раз именно тогда, когда его стратегия начинала давать положительные результаты. Наиболее яркой иллюстрацией этого, казалось бы, нелогичного поведения является, наверное, Вторая война городов (март и апрель 1985), когда иракская кампания была внезапно приостановлена, хотя она принесла успех, вызвав широкие демонстрации в Тегеране против иранского правительства. Стратегия Саддама сбивала с толку наблюдателей, она, казалось, шла вразрез с логикой и практикой военных действий.

И все же причиной этой сдержанности были не соображения нормы или морали, но весьма прагматические мотивы. Хусейн охотно использовал химическое оружие всякий раз, когда считал это необходимым, и у него по этому поводу не было никаких нравственных угрызений. Как сказал об этом генерал Махер Абдель Рашид, один из самых выдающихся иракских командиров во время войны и впоследствии тесть Кусэя, младшего сына Саддама: «Если вы даете мне пестицид, чтобы тучи насекомых надышались им и были уничтожены, я его пускаю в ход». Саддам, однако, не хотел настраивать против себя своих арабских союзников (в особенности Саудовскую Аравию и Кувейт), опасавшихся, что Иран расширит зону конфликта из-за химических атак Ирака. Поговаривали, что и Советский Союз убеждал Ирак избегать рискованной эскалации войны. Сдержанность Хусейна показывала также, что он не хотел подвергать опасности свои воздушные силы, так как серьезные потери (особенно среди его пилотов) могли нанести ощутимый удар по самому эффективному резерву иракских вооруженных сил. Несомненно, на расчеты Хусейна влияла и острота реакции Ирана на бомбардировки его населенных пунктов. Хотя масштаб и интенсивность ответных ударов Ирана не могли сравниться с налетами Ирака (после 1982 года у Ирана оставалась только горсточка боевых самолетов), даже слабые ответные налеты Ирана выявляли неустойчивость морального духа иракского населения и мешали Хусейну изолировать тыл от фронта. В общем, осмотрительность Хусейна отражала его основное желание ограничить войну, чтобы сохранить свою власть и иностранные поставки и не нанести непоправимый вред будущим ирано-иракским отношениям.